– Это не является тайной, – сказал он. – Постоянный помощник барона, сотрудник дипломатической службы, не смог поехать. И проблема возникла буквально перед самой поездкой. Барон не хотел, чтобы на это мероприятие его сопровождал кто-то незнакомый. Я работаю старшим экспедитором в его компании и много раз выступал в роли его личного секретаря. Он знал, что может мне доверять.
Фицрой посчитал бы такую должность прекрасным прикрытием для шпиона.
– Как удачно, что вы оказались свободны, – заметила я.
– Да, на самом деле. – Готтлиб слегка улыбнулся тонкими губами.
– Пока это все, – сказала я. – Сотрудники дворца сделают все возможное, чтобы вам было комфортно здесь, пока вас нельзя отправить в гостиницу.
– Невыносимо, – буркнул Готтлиб, быстро встал и вышел из помещения.
Когда дверь за ним закрылась, Бертрам буквально взорвался, слова пулями вылетали из него:
– Это шпион!
– Похоже, что так, – согласилась я.
– Но ты не выглядишь встревоженной!
– Фицрой шпион. Майкл шпион. Нас тоже можно принять за шпионов, ведь действуем мы как шпионы.
– Но он один из
– Он также человек, выполняющий свою работу, – заметила я.
– Эфимия!
– Я уверена, что Фицрой неоднократно ступал на немецкую землю, и не удивлюсь, если окажется, что, как он сам бы выразился, «убирал людей, представляющих угрозу для короля». – Бертрам открыл рот. Я подняла руку, ладонью к нему, чтобы остановить очередной поток красноречия. – Я не говорю, что одобряю его действия. Но я также не буду и лицемеркой. Вероятно, Готтлиб так же верен своему кайзеру, как Фицрой королю.
– Ты проводила слишком много времени с Фицроем, – заметил Бертрам. – Его влияние на тебя стало поразительно сильным. Когда мы с тобой поженимся…
– Да? – перебила я ледяным тоном.
Бертрам вздохнул:
– Когда мы с тобой поженимся, ты продолжишь делать все так, как хочешь.
– Но я буду спрашивать и учитывать твое мнение, – сказала я. Бертрам печально посмотрел на меня.
Следующим оказался Рудольф Байерсдорф. Потребовалось несколько минут, чтобы выяснить, что они с бароном дружили на протяжении многих лет. Смерть фон Риттера очень сильно повлияла на Байерсдорфа, и он был готов разрыдаться. По моим прикидкам, он был примерно одного возраста с Клаусом фон Риттером, но в то время как фон Риттер явно следил за модой и прилагал усилия к тому, чтобы иметь щегольской вид, Байерсдорф больше напоминал германского Санта-Клауса. Мне хотелось принести ему виски и удобную подушку, а не допрашивать его. Большую часть вопросов задавал Бертрам. Я же сосредоточилась на его эмоциях, стараясь определить, настоящие они или нет, и он показался мне искренним, если только не был невероятно талантливым актером. Я слушала, как он рассказывает про фон Риттера:
– Конечно, Клаус не был ангелом. Его жена Мари – ой, а ей послали телеграмму? Бедняжка. Она его обожала. У них два сына и четыре дочери. В самом начале у нее с ним было много проблем, но в последние годы она уже принимала его таким, как есть. Клаус любил ее и детей, окружил заботой и вниманием, у них роскошный дом, он дарил ей все безделушки, которые она хотела. Ее жизнь была гораздо лучше, чем у многих женщин в ее положении. Ну и что, что он иногда ходил налево? Он был ее мужем. Бедная, несчастная женщина. Не знаю, как она теперь будет справляться.
Вскоре после этого Бертрам его отпустил. После ухода Байерсдорфа Бертрам достал носовой платок и вытер пот со лба.
– Устал? – спросила я. – Сердце беспокоит? Можем сделать перерыв.
Больное сердце Бертрама – это главная проблема в нашей жизни, и она ее отравляет. Я живу в постоянном страхе, что один лишний спор, одна лишняя эскапада могут навсегда отнять его у меня. Насколько мне известно, он не хочет покорную жену и тихую жизнь. Может, как раз из-за плохого состояния здоровья для него важно жить полной жизнью, бросаться в одну безумную авантюру за другой, даже влюбиться в меня. А я ведь, насколько ему известно, всего лишь горничная, которой удалось подняться в этом мире.
Бертрам странно посмотрел на меня, словно мог читать мои мысли или был близок к этому. Но до того как мы смогли обсудить этот вопрос, в комнату ворвался Элджернон Портер. На голове у него была целая копна густых седых волос, бросались в глаза потрясающие бакенбарды.
– Где Фицрой, черт побери? – рявкнул он.
– Этот вопрос также волнует и нас, – спокойно ответила я, показывая на стул.
– Если вы думаете, что я позволю допрашивать себя, как какого-то преступника каким-то любителям-выскочкам, то вы очень сильно ошибаетесь, черт вас побери!
– Мы все понимаем, – успокаивающим тоном сказала я. – Но нужно, чтобы немецкая делегация верила, что мы одинаково допрашиваем всех людей, которые находились рядом с фон Риттером, и никому не отдаем предпочтения. Это важно. Насколько я понимаю, он вначале был за войну, но потом стал менять свое мнение?