Смерть в хрустальном дворце

– Я не ожидаю получить признание. Мы даже не знаем, есть ли семьи у этих мужчин, и лишь очень туманно представляем, чем они занимаются по жизни. Если мы покажем им, как мало у нас информации, они не станут воспринимать нас серьезно. Так что да, я думаю, что вначале мы попросим их рассказать, что они видели, а затем спросим, не хотят ли они что-нибудь к этому добавить.

– Мы должны выглядеть угрожающе? – обеспокоенно спросил Бертрам.

Несмотря на все сложности, которые свалились на нас в этот день, у меня возникло желание попросить Бертрама показать, как он выглядит угрожающе, но я решила не дразнить его.

– Я не уверена насчет того, как нам следует выглядеть. Мы не можем казаться подозрительными, обеспокоенными, веселыми, испуганными или агрессивными. Что остается?

– Профессионалы? – предложил Бертрам.

– Да, наверное, – согласилась я. – Это будет отличаться от обычной манеры поведения Фицроя.

Бертрам вопросительно приподнял бровь.

– Я думаю, что его манеру можно назвать небрежной бессердечностью, – заметила я. – С добавлением очень сухого юмора.

– Хм. Я определенно не могу воспроизвести его манеру, да и как джентльмен я не могу называть себя представителем профессии, к которой не отношусь, но я постараюсь сделать все, что могу.

Я с трудом сдержала улыбку.

– Большего от тебя никто и не просит, – сказала я Бертраму.

Начали мы с Фридриха Готтлиба. Мы нашли его сидящим за маленьким столиком, на который он навалился всем телом, держа голову в руках. Мы тихо опустились на стулья напротив него. Он поднял голову, и на его лице появилось отвращение.

– Вы! – воскликнул Готтлиб. – Я знал, что этот ваш обморок был игрой на публику. И ваше появление на спиритическом сеансе тоже было не случайным. Вы пытались манипулировать бароном, а когда ваши очевидные уловки не помогли и он не изменил своего мнения, вы его убили. Вы, британцы, – собаки!

– Я всегда любил собак, – заметил Бертрам. Готтлиб выглядел удивленным из-за того, что Бертрам не заглотил наживку.

– Ваше мнение о наших действиях не имеет значения, – сказала я. – Можете ли вы объяснить, почему находились рядом с фон Риттером, когда он умер, и ваши последующие действия?

– Я его помощник. Я переводил самые сложные слова и фразы и обеспечивал все, что ему требовалось. Он захотел выпить чашечку чая. Я принес его ему из кафе. Он сделал не более двух глотков – и ему стало плохо. Он упал. Я крикнул, чтобы позвали врача, и расстегнул ему воротник. Я попытался его успокоить: сказал, что помощь сейчас придет. К нам на помощь прибежал британский врач, но оказалось, что помочь он не в силах, и барон умер.

– Мне не нравится ваш тон, – заметил Бертрам. – Я уверен, что врач сделал все, что мог.

– Возможно, британские врачи не так хороши, как немецкие, – ухмыльнулся Готтлиб.

– Значит, вы последним давали фон Риттеру еду или питье? – уточнила я. – Другие это подтвердят?

После этих моих слов Готтлиб слегка побледнел.

– Есть свидетели, которые скажут вам то же самое, и немецкие, и британские.

– Кто-то еще прикасался к чашке? – спросил Бертрам.

– Женщина, которая наливала чай, – ответил Готтлиб с явным сарказмом. – Grosse Frau [27].

Бертрам покраснел.

– Эту даму уже опознали, – сообщила я. – Насколько я понимаю, вы попросили чай и не упоминали, что он для барона?

Бертрам вопросительно посмотрел на меня, но я его проигнорировала.

– Так и есть, – кивнул Готтлиб. – Но с одинаковой вероятностью можно было предположить, что я попросил чай и для себя, и для барона, поскольку известно, что я был его помощником.

– Барон любил английский чай? – поинтересовалась я.

– Нет, – ответил Готтлиб. – Он терпеть его не мог, как и вашу кухню.

Услышав это, я не стала ничего говорить и просто ждала, пока до Готтлиба самого не дойдет смысл сказанного.

– Вы думаете, что кто-то пытался убить меня? Но я никто, – сказал Готтлиб.

– В первую очередь нам нужно установить, произошла ли смерть барона по естественной, пусть и трагической, причине или нет. Во-вторых, если это все-таки убийство, то связано ли оно как-то с чаем или нет. А он ел кексы, пирожные? Может, что-то с марципаном? Насколько я понимаю, немцы любят марципан?

– Вы это мне рассказываете? – Готтлиб прищурился.

– Здесь я задаю вопросы.

– Но вы ведь не просто так спрашиваете про определенный вид кексов, как мне кажется? – Его немецкий акцент стал заметно сильнее, когда он задавал этот вопрос. Я понимала, что что-то упустила, но также было видно, что я прижала его к стене. Я решила еще немного надавить.

– Насколько мне известно, вас назначили помощником барона на эту поездку в последнюю минуту, потому что срочно требовалась замена, и обычно вы в дипломатических кругах не вращаетесь.

Готтлиб немного расслабился. Проклятье! Я задала не тот вопрос.