Смерть и немного любви

— Давай лучше мы с Лешей придем к вам в гости, — предложила Настя. — Хоть поговорим нормально. А то на этом сборище и пообщаться не дадут. Я там умру со скуки. Ну, мам, ну пожалуйста…

— Настасья, не спорь. В гости вы и так придете. Я прошу тебя, собирайся и к семи часам подъезжайте с Алешей к киноцентру, мы с папой вас там встретим. Ты пойми, там будет масса моих знакомых, в том числе посольских, я столько рассказывала им про свою необыкновенную дочь и ее необыкновенного профессора Чистякова, что мне уже никто не верит. Я хочу, чтобы все увидели мою семью. Я горжусь вами, неужели ты не понимаешь?

И тут Настю как током ударило. Она внезапно поняла, что мать порвала со своим шведским возлюбленным. И теперь хочет показать людям, которые знали о ее романе, что у нее все в порядке и замечательная семья, которую она и не думала бросать. «Господи, как по-женски», — засмеялась про себя Настя.

— Хорошо, мамуля, — радостно согласилась она. — Мы придем. В семь у киноцентра.

Сегодняшнее мероприятие в киноцентре было устроено вокруг выставки фотохудожницы Аллы Моспановой. Сама она, худощавая, смуглая, с волосами, плотно повязанными косынкой, и с множеством браслетов на обнаженных красивых руках, стояла в толпе друзей и почитателей. Она была невероятно талантлива, и выставки ее фоторабот объездили весь мир.

— Ты что, знакома с ней? — спросила Настя, видя, как мать решительно зашагала прямо к Моспановой.

— Конечно, — на ходу бросила Надежда Ростиславовна. — Она дважды привозила свои работы в Швецию, мы с ней очень тесно общались. Там у нас мало русских, поэтому все вертится вокруг посольства.

Она так и сказала: «у нас». И Настю это почему-то задело.

Мать и художница горячо расцеловались.

— Познакомься, Аллочка, это мое семейство. Леонид, мой муж.

Леонид Петрович вежливо склонился к руке Моспановой.

— А это моя дочь Анастасия, про которую я тебе столько рассказывала. И ее муж Алексей.

— Очень рада.

Алла приветливо улыбнулась и, звякнув браслетами, протянула по очереди им руку.

— Так вы та самая Настя, которая знает пять языков и работает в милиции? — спросила она, с любопытством оглядывая Настю с ног до головы.

— Кажется, та, — подтвердила Настя, — если меня за время маминого отсутствия не подменили.

— И вы действительно знаете пять языков?

— И работаю в милиции.

Ей стало тошно. Сделали из нее белого слона, которого водят по улицам на веревочке и показывают за деньги. При чем тут пять языков? Что, непременно надо идти работать в фирму секретарем-переводчиком? А для раскрытия преступлений интеллект не требуется, что ли?

Фотохудожница оказалась достаточно наблюдательной, чтобы заметить перемену в Настином лице. Рядом стояли люди, и все они вдруг начали таращиться на Настю как на диковинный экземпляр.

— А почему, Настя? — спросила Алла, беря ее под руку и увлекая чуть в сторону.

— Что — почему?

— Почему вас раздражают такие разговоры? Надоело оправдываться?

Настя с облегчением рассмеялась:

— Точно. Вы угадали. Никого не удивляет, что я работаю в милиции, но как только слышат про пять языков, так начинают… Все, наверное, думают, что работа в уголовном розыске — это сплошная беготня за преступниками с пушкой на боку и наручниками в кармане. И зачем в такой работе иностранные языки?

— А они в самом деле нужны?

— Честно говоря, не очень, — призналась Настя. — Языки нужны не для работы, а в основном для собственного развития. Но и для работы, случается. Особенно теперь, когда так много иностранцев. Среди них ведь не только потерпевшие попадаются, но и преступники тоже.

— Вы любите свою работу?

Алла внимательно посмотрела на Настю, склонила голову вбок и чуть отступила назад, словно бы отыскивая самый удачный ракурс.

— Люблю, — просто сказала Настя. — Она грязная, тяжелая, но интересная, и я ее люблю.

— Опасная?

— В общем, есть немного. Бывает, что очень опасная, но если не делать явных глупостей, то уровень опасности можно понизить.

— А уровень грязи?

— Нет. Это не поддается регулированию.

— Наверное, нужно быть очень преданным вашей работе, чтобы с этим мириться, верно?

— Конечно, — согласилась Настя. — Или не очень преданным, но умеющим не реагировать на всякие гадости и мерзости. Или совсем не преданным, но получающим удовольствие от насилия, обмана, ощущения своей власти. По-всякому бывает.

— А вы знаете, — неожиданно сказала Моспанова, — ведь мой сын тоже хотел идти работать в милицию. Вот я сейчас слушаю вас и думаю: как хорошо, что он этого не сделал.

— Почему?

— Он не смог бы. Он не подходит ни под одну из перечисленных вами категорий. А ведь когда у него не получилось с поступлением к вам на службу, для него это была такая трагедия! Он очень переживал, я даже начала беспокоиться за его здоровье. Жаль, что люди мало знают о вашей работе. У них какое-то искаженное представление о милиции.

— Ложная романтика?

— Да, наверное…

— Алла Ивановна, разрешите вас поприветствовать! — раздался у них за спиной громовой голос.

К ним, высоко подняв огромный букет роз, шел известный кинорежиссер, ведя под руку свою очаровательную жену, не менее известную актрису.