Смерть и немного любви

Лариса вытянула затекшую ногу и тихо застонала от боли: теперь центр тяжести пришелся на то место, где расплывался огромный синяк. Она старалась вести себя как можно тише, чтобы ее мучитель подольше не вспоминал о ней, но стон сдержать не могла. Он повернул голову, оторвавшись от телевизора.

— Ну, надумала, сучка похотливая? — злобно спросил он.

— Отпустите меня, пожалуйста, отпустите, — взмолилась Лариса. — Мне очень больно. Я правда не знаю, где Сережа.

— Потерпишь. Пока твой Сережа здесь не появится, будешь сидеть.

— Пожалуйста…

Он снова отвернулся и уткнулся в телевизор, где показывали баскетбольный матч.

Лариса попробовала пошевелить пальцами той руки, за которую наручником была прикована к батарее. Пальцы онемели и не слушались. Другая рука была накрепко привязана веревкой к туловищу. Она лежала на полу почти совсем раздетая, мучитель оставил на ней только маленькие прозрачные трусики.

— Послушайте, — снова начала она, — от того, что я буду здесь лежать, Сережа не появится. Ну подумайте сами.

— Мне не о чем думать. Думать должна ты. Думай, соображай, кто может знать, где Артюхин, и звони.

— И что я скажу?

— Скажешь как есть. Скажешь, что, если он не вернется в самое ближайшее время, я тебя убью.

— Господи, но за что? Меня-то за что? Что я вам сделала? — Лариса расплакалась. Ей было холодно, все тело болело. Ну почему это должно было случиться именно с ней?!

— Будешь реветь — буду бить, — равнодушно сообщил ей мучитель, по-прежнему уткнувшись в телевизор.

Она разрыдалась, громко, отчаянно. Он молча встал, подошел к ней, ловким движением сунул ей в рот скомканную тряпку и быстро наложил сверху широкую ленту лейкопластыря. Потом отстранился, будто любуясь своей работой, и вдруг изо всей силы пнул Ларису ногой сначала по ягодице, потом по спине. Немного подумал, ударил еще два раза, на этот раз по груди.

— Ну как, достаточно? — заботливо спросил он. — Ты дашь мне наконец матч досмотреть?

Она лежала неподвижно, запрокинув голову. Слезы стекали из глаз по вискам и затекали в уши. От боли она почти ничего не видела, в глазах потемнело.

Ей нужно придумать, как найти Сережу. Иначе этот сумасшедший маньяк ее убьет. Она судорожно перебирала в голове его знакомых, пытаясь вспомнить их имена и телефоны. Она должна придумать. Она должна его найти.

Глава 12

— Мы, конечно, можем госпитализировать вашу мать, если вы настаиваете, но ей придется лежать в коридоре, и ухаживать за ней будет некому.

Врач вытерла руки, которые тщательно вымыла после осмотра Вероники Матвеевны. Госпитализировать семидесятилетнюю больную с инсультом? Да главврач ее уволит без выходного пособия. Больница и так переполнена, оборудование ветхое, врачей не хватает, палаты забиты вдвое против допустимой санитарной нормы. Никто не позволит класть парализованного человека, который не выздоровеет, а прожить может еще очень долго.

— Что же мне теперь делать? — растерянно спросил Турбин, подавая ей плащ.

— Наймите сиделку, если сами не можете за ней ухаживать, — равнодушно ответила врач.

— Но я даже не знаю, как ухаживать за парализованными! — в отчаянии произнес он.

Ей стало его жалко. Такой красивый молодой парень — а на тебе, вмиг оказался прикованным к парализованной матери. Но помочь ему она ничем не могла.

— Знаете, на моем участке много таких больных. Хотите, я дам вам их адреса и телефоны, свяжитесь с ними, они поделятся с вами опытом. Сестра будет приходить каждый день делать уколы, а я зайду к вам через два дня. Не забывайте измерять давление дважды в день. И не отчаивайтесь. Это только сначала страшно, а потом все нормализуется. Вы привыкнете, научитесь обращаться с ней, станет полегче. Честное слово, это я вам обещаю. Я за десять лет много раз такое видела.

Он закрыл за ней дверь и вернулся в комнату. Мать лежала с открытыми глазами, совершенно неподвижная, какая-то восковая. Он сел в кресло возле окна и словно окаменел.

Когда он примчался домой после встречи с Маратом в Серебряном бору, мать готовила обед.

— Мама, оторвись, пожалуйста, на пару минут. Мне нужно кое о чем тебя спросить.

Он действительно был уверен, что это вопрос двух минут. Он спросит, она ответит, может быть, покажет какие-нибудь документы, о которых ему и в голову никогда не приходило спрашивать. В его свидетельстве о рождении в графе «отец» было записано: «Николаев Виктор Федорович», и мама как-то объяснила ему, что фамилия Турбин — известная, и ей хотелось, чтобы сын носил ту же фамилию, что и его прадед-дворянин и дед-архитектор. Такое объяснение никогда не вызывало у Валерия ни вопросов, ни недоумения. Действительно, Турбин лучше, чем какой-то там Николаев, которых пруд пруди, в каждом классе по два человека.

— Спрашивай, сынок, — улыбнулась Вероника Матвеевна, вытирая испачканные в муке руки о фартук и присаживаясь на табуретку.

— Скажи мне еще раз, кто был мой отец.

Вероника Матвеевна посерела, и это не укрылось от ее сына.

— Почему вдруг сейчас такой вопрос? Что-нибудь случилось?

— Случилось.

Он помолчал, собираясь с духом.