Смерть и немного любви

— Что, Эленька, на Балатоне лучше было? — спросил он, не открывая глаз. — Теперь твоя доля — Москва-река, вместе с холерным вибрионом, тиной и дохлой рыбой. Я уже понял, что ты на это согласна, поэтому больше тебя красотами западных курортов не прельщаю. Ты готовишь себя к счастливой семейной жизни с поварешками, кастрюлями и грязными носками горячо любимого мужа.

— Собирайся, Эля, — зло сказал Турбин, вставая и начиная одеваться. — Пойдем отсюда.

Эля молча покорно поднялась и потянулась за своей одеждой.

— И куда, интересно, вы пойдете? — лениво полюбопытствовал Латышев. — В кино?

— Это не ваше дело, — отрезал Турбин. — Встаньте, будьте добры, мне нужно сложить одеяло.

Но Марат и не думал вставать. Ему нужно было выбросить свой главный козырь, а время для этого еще не наступило.

— Нет, в самом деле, — он перевернулся на живот, поднял голову и стал смотреть на одевающихся Элю и Турбина снизу вверх. — Куда вам деваться? У Эленьки дома мама, у вас, как я понимаю, тоже. Машины нет, ходить по улицам — жарко и скучно. Для ресторана нужны деньги, которых у вас нет, хотя, впрочем, не будем о деньгах. Остается кино. Будете сидеть на последнем ряду, держаться за руки и целоваться, как семиклассники. Эленька, детка, ты что, в самом деле не можешь найти себе более интересное занятие? Все, что сейчас показывают в кинотеатрах, ты уже давно посмотрела по видику. И не думай, пожалуйста, что это только временные трудности, а потом, когда вы поженитесь, все будет по-другому.

— Закругляйтесь, Марат, — потребовал Валерий. — Нам нужно идти. Позвольте мне взять одеяло, и можете разглагольствовать дальше сколько угодно в гордом одиночестве.

— А дальше, Эленька, будет та же самая скука и незнание, куда себя деть, — продолжал Латышев как ни в чем не бывало. — Жить вы будете либо у твоих родителей, либо у его матери, но второе — скорее, поскольку Тамила Шалвовна вряд ли потерпит в своей квартире чужого мужчину, даже родственника. Свекровь у тебя будет старенькая, из дома почти не выходит, так что ни о каких постельных занятиях днем и речи быть не может. Читать ты не любишь и, по-моему, даже не умеешь, разве что по складам. Твой супруг будет заниматься философией, а тебе останутся плошки-ложки-поварешки. Как тебе такая перспектива?

Наконец Турбин клюнул на приманку.

— Если все так, как вы нам тут только что живописали, то чем занималась бы Эля, если бы вышла замуж за вас? — презрительно спросил он. — Вы научили бы ее читать? Или придумали бы ей другое развлечение?

— Конечно, — оживился Марат. — Во-первых, она была бы хозяйкой дома. Принимала бы гостей, надевала по вечерам нарядные платья и украшения и блистала в гостиной. Но это так, второстепенно, я же обещал, что не буду заострять внимание на денежном вопросе. А во-вторых и в главном, она будет растить детей, славных, красивых, здоровых малышей. Роль матери — это главная роль, которую должна сыграть женщина. Вот Эля и будет этим заниматься.

— Она с таким же успехом будет этим заниматься в качестве моей жены, — высокомерно ответил Турбин. — И уверяю вас, скучно ей не будет.

— Это точно! — от души расхохотался Марат, испытывая облегчение от того, что разговор подошел к нужной ему черте и теперь можно начать ходить с козырей. — Она родит негритенка с двумя головами и будет целыми днями отмывать его добела и шить одинаковые шапочки на каждую голову. Вот веселья-то будет!

— Я что-то вас не понял, — медленно произнес Турбин. — Объяснитесь, будьте любезны.

Глаза его стали совсем темными, а лицо — напряженным и страшным.

— Не прикидывайтесь, юноша, вы прекрасно знаете, какое бывает потомство у таких родителей, как ваши. Вам повезло, на вас природа отдохнула, а на ваших детках отыграется, можете не сомневаться. Или Эля не знает про вашу великолепную наследственность? Вы от нее скрыли?

Турбин резко наклонился, схватил Марата за рубашку и с силой поднял на ноги.

— Объясните, что вы несете! При чем тут наследственность? Что я скрыл от Эли?

Латышев оторвал от себя его руки и сделал шаг назад. Эля стояла рядом и смотрела на них широко распахнутыми глазами, не в силах произнести ни слова. Она успела надеть блузку и теперь стояла растерянная, держа в руках легкие шелковые брюки и не зная, что с ними делать.

— Эленька, разве твой будущий муж не рассказывал тебе, кто его родители?

— Его мама на пенсии, она врач, — ответила ничего не понимающая девушка.

— А отец?

— Отец Валеры умер, очень давно. Он был офицером.

— Да что ты говоришь? — радостно улыбнулся Марат. — Вынужден тебя разочаровать, детка. Отец твоего дорогого Валеры жив-здоров и хронически пьян в стельку. Более того, он дважды был судим. И знаешь за что?

— Что вы несете! — взорвался Турбин. — Что за бред!

— Это не бред, спросите у своей матушки, она вам расскажет, как ваш папочка справлял сексуальную нужду с трупами. Наверное, получал при этом огромное удовольствие. А еще она вам расскажет, что он работал санитаром в морге.

— Замолчите! Эля, не слушай его, он врет, он все врет, ты же видишь, он хочет нас поссорить! Пойдем отсюда.