Смех Циклопа

Та изобрела на свой манер новое направление развития юмора – «синий юмор».

Он пишет на уровне горла: «Доктор Катрин Скалезе».

Она все поняла в юморе. Воспитанная как клоун, она уловила глубинный механизм смеха и довела его до пароксизма. Она еще больше, чем Беатрис, заслужила звание Великой магистерши GLH.

Он задумчиво изучает свой рисунок.

Нет, Беатрис лучше, потому что связана с источником не смеха, а письменной шутки. При ней Ложа пребывает в чудеснейшем на свете месте, не на острове и не на материке, а где-то посередине. Мон-Сен-Мишель – сам по себе геологический анекдот.

Дальше он пишет: «Сочинение романа похоже на сотворение живого существа».

А значит… «Любой роман можно свести… к длинному анекдоту».

«Что, если сама человеческая жизнь – попросту шутка? – пишет он. – Что, если всякая форма жизни – шутка?

Что, если юмор – высочайший уровень самосознания?

Что, если эволюция любой формы жизни приводит к тому, что она становится невозможно смешной?»

Он погружен в раздумья.

Внезапно раздается звонок.

Он дистанционно отпирает дверь.

Посредине острова возникает Лукреция Немрод. Она проходит по мостику и направляется к нему.

На блузке Лукреции снова пронзенный мечом дракон, только в этот раз блузка не китайская, а венецианская. На ней мини-юбка и туфли на высоком каблуке. Длинные светло-каштановые волосы собраны в сложную прическу со сложными завитушками.

Она целует его в лоб.

– Ну? – с ходу спрашивает Исидор.

Она бросает на письменный стол номер «Геттёр Модерн». На обложке набрано большими красными буквами: «БОЛЬШОЙ СЕКРЕТ». Ниже почти так же крупно: «ЭКСКЛЮЗИВ О СМЕРТИ ЦИКЛОПА».

Исидор удивленно поднимает на нее глаза.

– Вы уговорили Тенардье? Не думал, что получится, браво, Лукреция!

Он хватает журнал и рассматривает обложку. Последние секунды Дариуса в зале «Олимпия»: он приветствует публику, приподнимая повязку и показывая сердечко в пустой глазнице.

– Кто мог подумать, что этот жест – кульминация расследования? Все сочувствовали его физическому изъяну, а это было доказательством его преступления. Даже сердечко намекало, возможно, на его роман с Катрин Скалезе. Все было в его глазу и у нас на глазах с самого начала. Вот это анекдот так анекдот!

Он открывает статью. В ней фотография могилы юмориста и заголовок белыми буквами на черном фоне: «ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ДАРИУСА ВОЗНЯКА. НАШ УБОЙНЫЙ ДОКУМЕНТ. Эксклюзивное расследование Кристианы ТЕНАРДЬЕ, репортер – Флоран ПЕЛЛЕГРИНИ».

Лукреция Немрод опережает Исидора, открывшего было рот:

– Таково было жесткое условие публикации статьи. Кристиане Тенардье требовалось восстановить репутацию: все давно смеются, что она за всю жизнь не написала ни строчки.

– А Флоран Пеллегрини при чем? Он, что ли, автор статьи?

– Нет, я. Но эта Тенардье сказала, что под всеми серьезными криминальными расследованиями публика привыкла видеть подпись Флорана Пеллегрини. По ее выражению, «это залог достоверности».

– Понятно.

– Я упомянута в конце статьи.

Исидор замечает, что к двум подписям внизу страницы добавлено мелким курсивом, да еще в скобках: «Сбор материала: Лукреция Немрод».

– Это лучше, чем ничего. Там тридцать один лист, и мне в кои-то веки заплатили правильно. Даже очень правильно. Мне повысили ставку: теперь мне платят пятьдесят евро за лист.

Исидор молчит. Он быстро читает начало статьи.

– Это еще не все. Тенардье согласилась погасить все расходы: на рестораны, отели, бензин.

Ему не передается ее энтузиазм.

– Для главной статьи номера это минимум, – бросает он.

Лукреция продолжает:

– Кристиана Тенардье меня поздравила. Сказала даже, что подумает о моем переводе в штат. Пообещала поговорить об этом с руководством.

Научный журналист переворачивает страницу и спотыкается о подзаголовок: «ДАРИУС УМЕР ОТ СМЕХА НА СЦЕНЕ, КАК ВЕЛИКИЙ МОЛЬЕР В «МНИМОМ БОЛЬНОМ»».

– Это вы придумали?

– Нет, Пеллегрини.

– Ясно. Великие артисты умирают на сцене, в разгар спектакля. Страдают, видите ли, жертвуя собой ради чужого развлечения. Какое геройство! Удачный поворот.

Он смеется надо мной! Он не слышал обещание Тенардье. Или думает, что она обманет. Почему ему обязательно надо все испортить?

Лукреция в раздражении пытается отнять у него журнал.

– Напрасно я пришла. Знала, что лучше не надо. Дальше вам лучше не читать.

– Наоборот, мне делается все интереснее.