Смех Циклопа

– А теперь – Чарли Чаплин, 1889–1977. Расскажу малоизвестный анекдот из жизни этого универсального гения. Однажды сценарист Чарльз Макартур попросил у Чаплина совета об одной комической сцене в сценарии: «Как вызвать смех, показывая толстушку, поскальзывающуюся на банановой кожуре? Показать сначала кожуру, потом толстушку? Или сначала ее, потом кожуру, потом как она поскальзывается?» Чарли Чаплин ответил: «Не так. Сначала она подходит, потом кожура, потом и она, и кожура. Толстушка аккуратно перешагивает кожуру и падает в открытый канализационный люк».

– Шикарно! – не может удержаться Лукреция.

– Чарли Чаплин принадлежал к GLH?

– Конечно. В свое время у GLH было сильное американское ответвление. Он был Великим магистром.

Исидор записывает эту подробность.

– Теперь – Граучо Маркс, 1890–1977. Специально для мадемуазель Немрод, любительницы цитат: «Я родился очень молодым», «Не хотел бы вступать в клуб, куда приняли бы членом меня», «Мужчина так молод, как молода любящая его женщина», «Либо этот человек мертв, либо время остановилось».

Лукреция и Исидор очень стараются не смеяться.

– Граучо Маркс был магистром GLH?

– Великим магистром на протяжении трех лет.

– То есть вступил в конце концов в клуб, согласившийся принять его в члены, – замечает журналистка.

Продюсер листает свой фолиант.

– Саша Гитри, 1885–1957. Его пьесы уже не ставят. Вот несколько цитат из него: «Я бы охотно согласился с тем, что женщины нас превосходят, если бы это разубедило их выдавать себя за нашу ровню». «Если бы те, кто меня хулит, точно знали, что я о них думаю, то стали бы хулить меня гораздо сильнее». «Вы слыхали, чтобы ребенок говорил: «Вот вырасту – стану профессиональным критиком»?» «Бывают по-настоящему надежные люди. Обычно это те, кто никому не нужен».

– Неплохо, – одобряет Лукреция.

– Лучшая вот эта: «Цитировать чужие мысли – значит жалеть, что они не пришли в голову вам».

– Саша Гитри был Великим магистром GLH?

– Нет, просто магистром. А вот один из самых важных персонажей, Пьер Дак, 1893–1975. Тоже Великий магистр, а еще участник Сопротивления во Вторую мировую войну. Он вел комические передачи, высмеивая правительство Виши и Гитлера. Его фразы: «Тому, кто начинал в жизни с нуля и ничего не добился, некого благодарить». «Лучшее доказательство существования внеземного разума – то, что он не пытается связаться с нами». «Заткнуться стоит не потому, что нечего сказать».

Сегодня мы закончим им. Мы совершили обзор от Бомарше до Пьера Дака.

Он закрывает книгу и приглашает их на трапезу.

За обедом у них прорезается аппетит. Благодарить за это надо, наверное, пионеров юмора.

Лукреция подмечает у всех них кое-что общее.

Их объединяет богатое прошлое, трудная жизнь. Смех придавал им несгибаемость, с его помощью они справлялись с душащей тревогой. Они преуспели в жизни благодаря юмору, но у всех на склоне лет была потребность просить прощения за свое остроумие. Многие порывались писать трагедии, недовольные своим имиджем.

Стефан Крауз провожает их в комнату.

Исидор принимает душ, натягивает футболку и молча лезет к себе на верхнюю койку.

Лукреция, ложась спать, улыбается.

Завтра я смогу смеяться.

Вернее, завтра я должна буду смеяться.

Ей трудно было удержаться от смеха, но смеяться по приказу может быть еще труднее.

Я должна научиться владеть собой.

Она старается управлять дыханием.

Попробую обратный отсчет. Дойду до нуля – и сразу усну. 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2…

– Не будем забывать о расследовании, Лукреция. За дело!

Исидор уже стоит с сиреневыми плащами и масками, а также с двумя фонарями.

Они идут той же дорогой, что накануне.

У больших ворот он показывает Лукреции раздобытые где-то отвертку и моток проволоки.

Она начинает возиться с замком, но задача оказывается слишком сложной.

– Я считал вас специалисткой! – фыркает Исидор.

– Я специализируюсь на современных электронных сейфах, а не на старье трехсотлетней давности. Понятия не имею, как работают эти штуковины, там внутри столько всяких винтиков, которых я не вижу. Прямо часовой механизм!

– Вы меня разочаровываете, Лукреция. Как бы я вас не переоценил!

От этих его слов она утраивает рвение.

Сейчас я ему покажу!

Она припадает к замку ухом, но ничего не слышит и показывает знаком, что сегодня ничего не выйдет.

– Нужен рентген, чтобы заглянуть внутрь этого замка.

В их сторону снова движутся двое в сиреневом, и в этот раз им уже негде спрятаться.

«Неужели я действительно его разочаровала?» – горюет Лукреция.

132