Смех Циклопа

Лукрецию не устраивает этот прогноз.

– Вы верите в бессмертие души?

– Моя душа верит, а тело сомневается.

Как я погляжу, на этой стадии «филогелозии» он стремится превзойти себя.

Коридорам нет конца.

– Думаете, через эти девять дней мы станем остроумцами?

– Хочется надеяться. Напрасно я до сих пор игнорировал эту сферу, комичное во мне самом. Благодаря вам и нашему расследованию я бы очень хотел восполнить этот недостаток.

– А я? Вы считаете меня остроумной?

– Вы неотразимы, Лукреция! При виде вас я давлюсь от смеха.

Эта фраза произнесена нейтральным тоном.

– Вы все еще надо мной смеетесь, Исидор?

– Да. Это вас смущает?

– Немного.

Они выходят на галерею, ведущую к массивным воротам с замысловатой ковкой.

– Теперь ваша очередь демонстрировать таланты.

Лукреция напоминает ему, что она здесь с пустыми руками, так ей запоры не одолеть. К ним приближаются два стража порядка. Чтобы не сталкиваться с ними, Лукреция и Исидор прячутся в углу.

130

«Шерлок Холмс и доктор Ватсон ставят палатку в лесу, ужинают у костра и засыпают. Ночью Холмс просыпается и будит Ватсона.

– Взгляните, Ватсон. Что вы об этом думаете?

Доктор Ватсон не понимает, зачем Холмс его разбудил.

– Я вижу тысячи звезд и говорю себе, что наша маленькая планета затеряна в необъятной Вселенной.

Шерлок Холмс настаивает:

– А если конкретнее?

Ватсон задумывается.

– Если звезд тысячи, а может, миллионы, то очень вероятно, что существуют планеты, схожие с Землей. Возможно, на этих планетах есть жизнь.

– Какие мысли навевают вам все эти звезды?

– О разумной инопланетной жизни. По всей вероятности, она не менее разумна, чем наша.

– Нет, дорогой Ватсон, ваша дедукция неверна, – говорит ему Шерлок Холмс. – То, что вы видите все эти звезды, означает, что пока мы спали, у нас сперли палатку».

Шутка GLH № 878332.

131

Звенит колокольчик. Проснувшись, оба находят чистые белые туники и плащи. На стуле лежит программа.

– Сегодня опять «история», еще больше, чем вчера. Конец еще позже, – говорит Лукреция со вздохом.

– При таком ритме мы выбьемся из сил и не будем иметь времени на расследование.

– А ведь ключ к смерти Циклопа почти наверняка здесь!

Они принимают душ, завтракают и идут в знакомый зал.

Статуя Граучо Маркса в сари впечатляет их еще сильнее, чем накануне. Урок посвящен современным юмористам, великим магистрам GLH, изобретателям, блестящим практикам, философам юмора.

– На ком мы остановились? Ах да, на Бомарше. Напомню, мы занимаемся только теми, кого больше нет в живых, других имен я вам не назову, – предупреждает Стефан Крауз. – Ни один брат-юморист не может упоминать другого брата, если тот не даст на это разрешения.

Он открывает тяжелый гримуар и показывает фотографии.

– После Бомарше хочется назвать Эжена Лабиша, 1815–1888. Он изобрел современную комическую театральную сказку. Вместе с Жаком Оффенбахом он создал оперу-буфф. Он был Великим магистром GLH.

Продюсер цитирует фразы Лабиша, часто приписываемые другим:

– «Эгоист – человек, не думающий обо мне». «Я заметил, что моя супруга верна не только мне». «Один Бог вправе убивать себе подобных». «Люди признательны нам не за услуги, которые мы оказываем им, а за услуги, которые они оказывают нам».

– «Путешествие мсье Перришона», – вспоминает источник Исидор.

Наставник переворачивает страницы.

– Следующий – не комик, не клоун, не писатель-юморист: Анри Бергсон, 1859–1941. Он был первым современным философом, теоретизировавшим о принципе смеха и юмора. Это он сформулировал: «Смех – это механическое, наложенное на живое».

– Он тоже был Великим магистром GLH?

– Нет, просто магистром. Он воспринимал юмор излишне серьезно. Многовато аналитики, маловато практики. Цитирую: «Главное в искусстве писателя – заставить нас забыть, что он употребляет слова». «Предвидеть – это проецировать в будущее понятое в прошлом».

В конечном итоге лучший способ разобраться в человеке – прочесть не его биографию, а его сентенции. Всего несколькими цитатами Стефан Крауз знакомит нас с человеком гораздо лучше любого исторического тома.

Дальше речь заходит о Жорже Фейдо, 1862–1921.

– Он старался понять само явление юмора. Был этим одержим, оттого и умер.

– Процитируйте нам Жоржа Фейдо, – просит Лукреция, старательно изображая прилежную ученицу.

– «Единственная моя гимнастика – посещение похорон друзей, делавших гимнастику для здоровья». «Мужья нравящихся нам женщин – как на подбор идиоты».

Исидора Каценберга тянет рассмеяться, но он вовремя сдерживается.