Смех Циклопа

– Анекдот – это хокку западной культуры. Вы в курсе, это японские стихотворения из трех строк. Подобно хокку, анекдот всегда следует правилу трехсоставности. В нем всегда три такта: первый – представление действующих лиц и места. Второй: драматургическое развитие, быстро создающее напряжение. Третий: максимально неожиданная развязка. Материал каждого уровня подлежит урезанию, чтобы оставалось только самое главное, это повышает эффективность. Старайтесь придать максимум веса последнему слову.

Исидор и Лукреция записывают рекомендации.

– Сейчас я расскажу длинноватую байку, в которой хорошо видна трехтактность. Вы увидите, что эта конструкция очень мало отличается от киносценария. Кстати, хороший анекдот – это маленькое кино с интригой, загадкой, действующими лицами. Вы должны быстро убрать все лишнее и оставить только необходимое. Завтра я жду от вас детального анализа со всей механикой.

134

«Трое попадают в рай. Их встречает святой Петр, он поражен их увечностью и подавленным видом.

– Что это с вами? – спрашивает он.

Первый рассказывает:

– Я заподозрил жену в неверности и вернулся с работы раньше времени. Открываю дверь, вбегаю в спальню, жена голая в постели. Где, кричу, мерзавец, имеющий мою жену среди бела дня? Она молчит, я ищу. Из спальни виден балкон, там прячется мужик. Я туда. Мы живем на седьмом этаже. Он виснет на руках. Я стараюсь его сбросить, он орет что-то непонятное. Сбросить не удается, я хватаю на кухне молоток и колочу его по пальцам, пока они не разжимаются. Я наклоняюсь, чтобы проследить его полет, но мужику везет: он падает на крышу цветочного киоска внизу и спрыгивает оттуда невредимым. Я бегу в кухню, поднимаю холодильник, тащу на балкон, сбрасываю вниз. От мужика остается лепешка.

– Но лица-то нет на тебе! Почему?

– Я не рассчитал, холодильник утянул меня за собой, но на крышу киоска я не попал и разбился.

– А ты? – обращается святой Петр ко второму.

– Мне надоела ржавчина на балконе, дай, думаю, закрашу. Сделал люльку, повесил ее на два крюка, крашу. Крюки один за другим срываются, я лечу вниз, но цепляюсь за балкон этажом ниже. Тут появляется мужик. Жду помощи, а он бьет меня по рукам. Я кричу, он уходит. Ну, думаю, сейчас принесет веревку и вытянет меня, но этот псих возвращается с молотком и давай дубасить меня по пальцам. Я падаю, но цветочный киоск внизу смягчает падение. Не успеваю прийти в себя, а сверху уже летит холодильник…

– Понимаю. Ну а ты? – спрашивает святой Петр третьего.

– А я – любовник. Слышу, муж идет, лезу в холодильник и жду. Потом холодильник улетел. Я так ничего и не понял».

Шутка GLH № 773423.

135

Лукреции снится сон.

Она в огромном, со стадион, театре. Она поднимается на сцену, обрамленную красным бархатным занавесом, и смотрит в полный зал.

Она знает, что должна смешить эти десятки тысяч внимательных зрителей.

Для начала она раздевается.

Долой блузку, брюки, чулки, туфли. На ней только бюстгальтер и трусы. Она снимает бюстгальтер и остается с голой грудью. Потом трусы. Она отворачивается от зала и демонстрирует ягодицы. Раззадоренный зал оглушительно свистит. Она смешно вращает задом.

Потом она манит на сцену Исидора в белом плаще и в маске.

Тот подходит к подставке с микрофоном.

– Шутки – как вирусы. Стоит их запустить, как они начинают распространяться, передаваться от уст в уста, мутировать, как вирусы… и, как вирусы, убивать.

Зал аплодирует.

Он достает из-под плаща перевязанный лентой сверток.

– С Первым апреля! С праздником, Лукреция!

Она развязывает ленту, снимает обертку и видит синюю деревянную шкатулку с позолоченными петлями. Сверху надпись: BQT, снизу: «Не смейте читать!».

– Не смейте читать, Лукреция! – говорит ей Исидор.

Из люка на сцену лезет Дариус Возняк.

– О нет! – говорит он насмешливо. – Не смейте!

Он приподнимает повязку на глазу. В пустой глазнице не сердечко, а пластмассовая фигурка, брелок со смехом. «Не смейте читать!» – звучит механический голос.

Следующими из-под сцены вылезают брат и мать Дариуса.

– У моего сына было железное здоровье, – говорит мать.

– Первый, кто засмеется, получит пулю, – говорит брат.

По трапеции на сцену спускается грустный клоун.

Он снимает маску и оказывается профессором Лёвенбрюком.

– Это ящик Пандоры, – говорит он. – Тот, кто его открывает, не знает, на что себя обрекает.

В следующий момент профессор Лёвенбрюк становится Себастьяном Долином и говорит:

– Это поцелуй, ласка для души.

Себастьян Долин превращается в кюре из Карнака, отца Легерна.

– Это сатана, дьявол!

Наконец на сцену выбегает Стефан Крауз. Сняв свою сиреневую маску, он декламирует:

– Этот анекдот – всего лишь хокку, он подчиняется правилу трех тактов.

Он тычет пальцем в голую грудь Лукреции:

– Экспозиция.

Он указывает на ее ягодицы:

– Развитие.

Теперь очередь лобка:

– Заключение.

Девушка закрывает себе руками соски и низ живота.

– Долой стеснение! Юмор – это секс, копрофагия, все запретное и шокирующее. Юмор – это беспокойство, грязь, это плевок в лицо обществу. Юмор должен быть тошнотворным. Нос в анисе, Лукреция, в анисе!

Он пытается заставить ее убрать руки, но она не дается.