Смех Циклопа

– Остроумно! Пока музыка, кино, литература страдают от интернет-пиратства, комические зрелища процветают. Комики повсюду: в рекламе, политике, кино, они гастролируют по провинциальным городам, деревням. Единственный барьер – языковой.

Они приглядываются к таблицам и диаграммам.

– Смотрите, цифры под портретами беспрерывно меняются.

– По-моему, это биржа комиков. Их изучают и оценивают, как скаковых лошадей, – цедит Лукреция.

Дальше они набредают на архитекторов, склонившихся над макетом.

– Надо же, они не медлят, вместо сгоревшего Театра Дариуса у них готов новый проект.

– Видите, сколько запланировано мест? Не зал, а стадион на тысячу болельщиков!

– Вообразите, поединки ПЗПП перед такой аудиторией! В полночь понедельника всей мафии планеты будет не до сна!

– Жертвы, добровольно идущие на убой, и тысяча аплодирующих соучастников! Это чревато нешуточной юридической проблемой… – бормочет Исидор.

Они переходят из правого крыла в левое, где Лукреция ведет Исидора в апартаменты семьи Возняк.

Там темнота.

– Когда я пришла сюда в первый раз взять интервью у матери Дариуса, меня заинтересовали фотографии на стенах. Профессиональная деформация, я все же бывшая домушница.

– Вы вынесли кое-какие шедевры, Лукреция?

– Запомнила один, – уклончиво отвечает она, – намертво приклеенный к стене. Значит, он поворачивается на шарнирах, а за ним наверняка сейф.

Они молча крадутся дальше, освещая себе путь мобильниками.

Лукреция подходит к стене, увешанной фотографиями в толстых рамках. Под каждой подпись: «По-вашему, это смешно?» На одной «Титаник», на другой диктатор Пол Пот, на третьей человек на электрическом стуле, на четвертой ку-клукс-клановцы в капюшонах вешают негра, на пятой атомный взрыв в Хиросиме.

К этой, пятой, Лукреция и направляется.

Позади фотографии обнаруживается сейф с электронным экраном. Она разглядывает его.

– Сумеете открыть?

– Современная модель, я с такими не знакома. Ничего, справлюсь.

Она достает электронный стетоскоп и набор сверхмощных неодимовых магнитов.

– Вся штука в том, – бормочет она себе под нос, – чтобы правильно расположить магниты, не касаясь внутреннего механизма. Посветите повыше, Исидор.

Он светит. Она крепит магниты, слушает, перемещает их на несколько миллиметров, слушает опять – и дверца сейфа отрывается.

В нем хранятся пакетики с кокаином, пачки денег, современная стальная шкатулка, широкая и плоская. На крышке три буквы: BQT.

– Бинго!

Лукреция аккуратно берет шкатулку и передает, как гранату без чеки, Исидору.

Но, возвращая на место фотографию Хиросимы, она незаметно для себя запускает невидимый механизм.

Срабатывает охранная система, взвывает сирена, начинают мигать красные лампочки.

Вбегает мужчина с револьвером в руке и с широкой улыбкой на лице.

– Не хотелось верить, но теперь это очевидно.

Он держит их на мушке.

– Вы, мадемуазель Немрод, и есть тот самый «грустный клоун», которого вы якобы преследуете.

99

1689 г.

Англия. Лондон.

Питер Фланнаган, директор большого конного театра, пребывал в унынии. Публика посещала его представления день ото дня все ленивее. И это притом, что у него работали лучшие наездники. Только они умели выполнять такие зрелищные и опасные фигуры, как «двойная мельница» (всадник вертит ногами над лошадиной шеей и над крупом), «обратные ножницы» (стойка на руках, скрещивание ног, переворот), езда боком на одной руке, не говоря о подъеме коня на дыбы с остановкой строго на линии. А главное, его звезда, отставной капитан Уильям Макферсон был национальным военным героем.

Если так продолжится, то артистам, сплошь бывшим королевским кавалеристам, придется искать другую работу, а самому Питеру Фланнагану – продать свой замечательный конный театр.

Пока директор думал эту невеселую думу, на сцене стряслась беда. В разгар представления, на глазах у десятков пораженных зрителей, вдрызг пьяный конюх Джозеф Армстронг учудил худшее, что только мог: перелез через барьер и побежал за Уильямом Макферсоном, который сидел в седле как влитой, делая вид, что его не видит. Конюх, пьяно гогоча, кричал непристойности и передразнивал славного всадника. Наконец он с идиотским воем уцепился за конский хвост.

«Ну, все, этот пьяный обормот уволен!» – подумал Питер Фланнаган. Но пока он пылал негодованием, Армстронг надел на ладони свои огромные башмаки и принялся кувыркаться через голову, раз за разом плюхаясь на зад. Зрителям стало очень смешно, они радостно отбивали ладоши. Подбодренный их реакцией, конюх отдал им честь, оскалил зубы, как будто собрался укусить лошадь в порядке мести, и возобновил погоню.