«Сид» прогремел по всей стране, во всех слоях общества: пьесу знали и аристократы, и бедняки, многие даже выучили ее наизусть. Решив наградить автора за это монументальное произведение, король Людовик XIII даровал дворянство ему и его отцу и ввел его во Французскую академию.
Но старые ханжи-завистники тут же его возненавидели. Они обвинили «Сида» в отходе от священных правил классической трагедии: там действительно не было соблюдено единство места, декорации менялись от сцены к сцене.
Корнель признался Мольеру, что, невзирая на славу трагика, его на самом деле влекла только комедия. Но о ней он не мог даже помыслить: никто не понял бы, если бы серьезный драматург унизился до народной комедии. Это противоречило театральной иерархии.
90 % театральной продукции представляли собой фарсы, тем не менее этот жанр считался низменным, предназначенным для простонародья, для вульгарной толпы. В нем допускалось любое буйство, даже шутки на тему испражнений и соития – к величайшему удовольствию зрителей.
То был первый уровень. Второй уровень представлял собой трагикомедию – смешение жанров, понятное более искушенной публике.
Третий уровень – античная трагедия на темы греческой и римской мифологии – был предназначен для аристократии и крупных буржуа, людей образованных и культурных.
Был и четвертый уровень, самая вершина – величайшее достижение театра, мистическая героическая трагедия (жития святых и Иисуса Христа).
Серьезные авторы, естественно, создавали только трагедии. Если они сочиняли комедии, то не ставили под ними свои подписи, потому что стыдились этого жанра.
Директор труппы согласился подписывать комедии своим именем. Мольер и Корнель приглянулись друг другу и решили работать вместе.
Труппа расположилась у Корнеля в саду. В тот период автор «Сида» увлекся главной актрисой труппы Армандой Бежар.
Желая помочь новому другу, Пьер Корнель познакомил Мольера с Фуке, а тот его – с братом короля.
В октябре того же года Мольер получил огромную привилегию выступить в Версале, перед самим королем Людовиком XIV. Чтобы наверняка произвести хорошее, серьезное впечатление, остановились на трагедии Корнеля на античную тему «Никомед».
Спектакль провалился, сюжет не заинтересовал зал. Король откровенно зевал в первом ряду.
Предотвращая катастрофу, Мольер решил сыграть во втором акте написанную тем же Корнелем, но переданную ему комедию «Любовная досада». Король уже собирался отправиться почивать, но остался ради второго спектакля и первым засмеялся. После того как он прыснул во второй раз, весь зал покатился со смеху. То был триумф.
В конце король горячо хлопал в ладоши стоя. После этого Мольер был назначен королевским комедиантом и получил для своей труппы целый театр – зал для игры в мяч, будущий зал Марэ.
Теперь Мольер ставил только пьесы Корнеля. Сначала он завоевывал доверие трагедиями. Но они вызывали у всех тоску, и он перемежал их комедиями Корнеля, которые подписывал собственным именем: «Школа жен», «Ученые женщины», «Жорж Данден», «Мизантроп», «Тартюф», «Дон Жуан» и др.
В этих четко выстроенных комедиях со сложными психологическими портретами Корнель сводил свои личные счеты. В «Ученых женщинах», например, он вспоминал своих старых врагов: маркизу де Рамбуйе, ее дочь и сестру, прежде причинявших ему унижения.
В 1673 г. Мольер скончался прямо на сцене, играя в спектакле с пророческим названием «Мнимый больной».
Корнель, по-прежнему чуравшийся комедий из страха остракизма со стороны членов Французской академии, остаток жизни посвятил серьезной работе, в частности поэтическому переводу с латыни «Подражание Иисусу Христу» – переложению четырех Евангелий, которое станут изучать во французских школах и которое принесет ему наибольший коммерческий успех. Оно обеспечит его на всю жизнь и утвердит его авторитет верного канонам, верующего автора.
Но далеко в Бретани, в нескольких сотнях километров от Руана, кучка обитавших в подполье людей знала, что на самом деле Корнель – один из самых видных среди них изобретатель «комедии нравов».
Большая история смеха. Источник GLH.
98
В небе белеет полная луна, видимые невооруженному глазу кратеры делают ее похожей на насупленное в задумчивости лицо.
Двое научных журналистов перелезли через стену, окружающую дворцовый парк семейства Возняк. Их атакует свора доберманов. Вознагражденные за бдительность мясом, нашпигованным снотворным, собаки мирно засыпают.
В полуночной тьме журналисты пробираются по огромному парку маленького персонального Версаля Дариуса.
На шесте медленно вращается видеокамера.
Они прячутся и ждут, пока камера отвернется.
– Вы всерьез считаете, что это Тадеуш прибег к BQT, чтобы избавиться от брата и завладеть «Циклоп Продакшен»? – спрашивает Лукреция шепотом.
– Пока что это наиболее вероятная версия.
– Кюре из Карнака утверждает, что Дариус находился среди напавших на маяк.
– Ну и что? Тадеуш мог забрать шкатулку и использовать ее против брата.
Она строит недоверчивую гримасу.
Камера снимает не их, они тем временем движутся по парку. Новая вращающаяся камера. Опять прятаться!