Слишком много поваров

— Могу только снова сказать: чепуха. Я не беру на себя такую дерзость. Не любить женщин? Они удивительные и удачливые создания. Из соображений удобства я просто пользуюсь иммунитетом, который выработал в себе несколько лет назад под давлением необходимости. Могу признаться лишь в определенной враждебности к вам. Марко Вукчич — мой друг, вы были его женой и бросили его. Вы мне не нравитесь.

— Так давно! — Она сжала руки, потом пожала плечами. — Так или иначе, сейчас я здесь в интересах Марко.

— Вы хотите сказать, что он послал вас?

— Нет. Но я пришла ради него. Известно, что вы взялись снять с Берена обвинение в убийстве моего мужа. Как можно это сделать, если не обвинить Марко? Берен говорит, что Филип, когда он уходил, был в столовой, живой. Марко говорит, что, когда он вошел, Филипа там не было. И потом, сегодня вы спрашивали Марко, приглашал ли он меня танцевать и просил ли включить радио. Существует только одна причина, почему вы задали такой вопрос: вы подозреваете, что он хотел сделать музыку погромче, чтобы в гостиной не услышали шум, когда он… если в столовой что-нибудь произойдет.

— Значит, Марко рассказал вам, что я спрашивал про радио.

— Да. — Она ослепительно улыбнулась. — Он решил, что я должна знать. Знаете, он простил мне то, что не прощаете вы…

Остальное я не слышал из-за стука в дверь.

Я вышел в прихожую, закрыв за собой дверь в комнату Вулфа, и отпер наружную дверь. То, что я увидел, привело меня в ужас, хотя я и был предупрежден. Четверо или пятеро были Зеленые Куртки, которые пару часов назад прислуживали за обедом, остальные — повара и их помощники в обычной одежде. Светлый мулат средних лет, у которого не хватало мочки одного уха, был старший официант из «Покахонтас». Я чувствовал к нему симпатию, ведь именно он поставил передо мной на стол тот чудесный коньяк. Я пригласил их войти и отступил в сторону, чтобы меня не затоптали. Затем проводил в свою комнату.

— Вам придется подождать здесь, ребята. У мистера Вулфа посетитель. Садитесь куда придется. Можно на кровать, это моя, и похоже, мне не придется сегодня ею воспользоваться. Если ляжете спать, всхрапните за меня хоть пару раз.

Я оставил их и пошел посмотреть, как Вулф управляется с женщиной, которая ему не нравится. Ни тот ни другая не удостоили меня и взглядом.

— …Я знаю кое-что, кроме того, что сказала вам вчера, — говорила она. — Я знаю, что есть и другие, кроме Берена и Марко. Как вы говорите, кто-то мог войти в столовую с террасы. Ведь над этим вы думаете, да?

— Такая возможность есть. Но вернемся немного назад, миссис Ласцио. Я правильно понял? Марко рассказал вам, что я спрашивал его про радио, и он боится, что я подозреваю, будто он включил радио с целью обеспечить себе возможность убить вашего мужа?

— Ну… — Она колебалась. — Не совсем так. Марко не выказал страха. Но по тому, как он рассказывал мне об этом, было ясно, что эта мысль у него в голове. И я решила пойти к вам, чтобы выяснить, действительно ли вы подозреваете его.

— Вы пришли защитить его? Или удостовериться, что со свойственной мне бестактностью я не отмел сразу же такой вывод из весьма своевременного включения радио?

— Ни то ни другое. — Она улыбнулась. — Вам не удастся рассердить меня, мистер Вулф. Что, разве вы делали и другие выводы? И много их?

Вулф нетерпеливо покачал головой:

— Вы не умеете делать это, мадам. Прекратите. Я имею в виду вашу подчеркнутую беззаботность. Я не прочь поупражняться в остроумии, когда на это есть время, но сейчас уже полночь, а в соседней комнате меня ждут люди. Дайте мне закончить, пожалуйста. Давайте внесем ясность. Я признался в антипатии к вам. Я знал Марко Вукчича до и после того, как он женился на вас. Я видел, как он изменился. Почему я не доволен, что вы вдруг вновь избрали его объектом своих усилий? Потому что позади себя вы оставляете разрушения. Приучать человека к наркотикам неблагородно, но, сделав это, вдруг выкрасть у него весь запас — просто чудовищно. Закон природы таков, что мужчина должен физически и духовно питать женщину, а женщина — мужчину. Вы же ничего и никому не можете дать. Флюиды, идущие от вас — от ваших глаз, губ, вашей нежной кожи, вашей фигуры и движений, — не благотворны, а губительны. Я прощаю вам: вы живая женщина, со всеми вашими инстинктами и аппетитами, вы увидели Марко и захотели его. Вы опутали его вашими испарениями. Вы сделали так, что они стали единственным воздухом, которым он хотел дышать, а потом, повинуясь капризу, лишили его этого воздуха и оставили задыхаться.

Она и бровью не повела:

— Ведь я говорила вам, что принадлежу к особому типу женщин…