Слишком много поваров

Из холла вошел Вулф, и с одного взгляда я понял, что он не пропустил ту щель, о которой говорил. Он одарил присутствующих приветствиями, задал пару вопросов, получил ответ, что Луи Серван в кухне присматривает за обедом. Затем подошел ко мне и коротко, почти шепотом дал важное поручение. Я заметил себе, что у него хватило выдержки дождаться, пока я надену свой лучший костюм, чтобы послать меня работать до седьмого пота, тем более что деньги нам не светили, но решил не тратить времени на препирательства и отправился за шляпой.

Я пересек лужайку, вышел на главную аллею и направился к отелю. По дороге я решил, что, чем заводить новые знакомства, лучше еще разок использовать Оделла, и весьма удачно наткнулся на него в коридоре между лифтами. Он выжидательно посмотрел на меня:

— Ты говорил с Вулфом? Видел он Лиггетта?

— Нет еще. Дай нам время. Не беспокойся, старина. А вот мне сейчас кое-что срочно нужно. Мне нужны чернила, лучше свежие, пятьдесят или шестьдесят листов гладкой белой бумаги, лучше глянцевой, и увеличительное стекло.

— Господи Исусе! — уставился он на меня. — На кого ты работаешь? На Джона Эдгара Гувера?

— Нет. Все в порядке. У нас званый вечер. Может, и Лиггетт будет там. Сделаешь, а?

Оделл велел мне подождать и исчез за углом. Через пять минут он вернулся со всем, что я просил.

— Мне пришлось поставить чернила и бумагу в счет, — сказал он. — Лупа моя собственная, не забудь вернуть и будь с ней осторожен.

Я ответил, что постараюсь. Поблагодарил и ушел. На обратном пути я пошел по аллее, которая вела мимо «Апшура». В нашем номере я взял из ванной флакон талька и запихнул его в карман, захватил также ручку и блокнот. Потом разыскал свежий номер «Журнала криминалистики» и открыл статью, где говорилось о новой классификации отпечатков пальцев. Я вырезал нужную страницу, завернул ее в бумагу, которую дал Оделл, и пошел в «Покахонтас». Всю дорогу меня занимала мысль, что это за щелка, которую Вулф собирается расширить с помощью такого набора инструментов.

Никакого света Вулф на это не проливал. Он явно был озабочен, потому что, хотя все путешествие заняло у меня не более пятнадцати минут, я нашел его в самом большом кресле маленькой гостиной, том самом, которым Толмен забаррикадировался от бешеной атаки Констанцы Берен. Против него за столом с видом человека, которому чувство юмора помогает примириться с судьбой, сидел Сергей Валенко.

Вулф закончил обращенную к нему фразу, затем повернулся ко мне:

— Все принес, Арчи? Хорошо. Пожалуйста, чернила и бумагу положи на стол. Я объяснил мистеру Сервану, что если возьмусь за расследование, то буду вынужден задать каждому ряд вопросов и взять отпечатки пальцев. Он послал к нам первым мистера Валенко. Все десять пальцев, пожалуйста.

Вот это да! Ниро Вулф собирает отпечатки пальцев после того, как полицейские перерыли всю столовую и ее снова открыли для публики! Я знал на сто процентов, что это блеф, но еще не разгадал, куда он клонит, поэтому снова, в который раз, вынужден был ехать за светом его задних фар, не зная дороги.

Я снял пальчики Валенко на два листа бумаги, пометил их, и Вулф, рассыпаясь в благодарностях, спровадил его.

— Что это еще за бюро идентификации? — спросил я, когда мы остались одни.

— Потом, Арчи. Посыпь тальком отпечатки мистера Валенко.

Я уставился на него:

— Во имя Господа, зачем? Не нужно никакого талька…

— Так все будет выглядеть более профессионально и таинственно. Сделай это. Дай мне страницу из журнала. Так. Удовлетворительно. Мы используем верхнюю половину. Отрежь ее и держи в кармане. Положи увеличительное стекло на стол. А-а, мадам Мондор? Assеyеz-vous, s’il vous plait[6].

Она не расставалась со своим вязаньем. Вулф задал ей несколько вопросов, которые я даже не попросил перевести, затем передал ее мне, и я снял отпечатки. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким дураком, как присыпая все это тальком.

Третьей посетительницей была Лизетт Путти, за ней последовали Кит, Бланк, Росси, Мондор… Вулф каждому задавал вопросы, но всякому, кто знает его так, как я, сразу стало бы ясно, что он просто разыгрывает комедию. И во всяком случае, никакой щели она не расширяла.

Затем вошла китаянка, жена Лоуренса Койна. К обеду она оделась в красный шелк, в черных волосах цвела веточка горного лавра. Она выглядела как реклама кругосветного путешествия. Я сразу сообразил, что за ней-то мы и охотились, потому что Вулф резко приказал мне взять блокнот, чего он не делал, когда разговаривал с остальными. Но задал он ей те же самые вопросы, а затем я снял ее отпечатки. Когда я подавал ей мой вконец испорченный платок, чтобы вытереть пальцы, Вулф вдруг откинулся на спинку кресла:

— Да, кстати, миссис Койн, мистер Толмен говорит, что когда вчера вечером вы гуляли, то не видели никого, кроме одного служителя на аллее. Вы спросили у него о птице, и он сказал вам, что это козодой. Вы когда-нибудь раньше слышали козодоя?

Она не проявила никакого воодушевления:

— Нет, в Калифорнии они не водятся.