Слишком много поваров

Сцена в павильоне «Покахонтас» была разделена надвое. Главное действие, если не считать пары полицейских у входа, шло в центральном холле. Зеленая Куртка, открывший мне дверь, испуганно смотрел вправо. Дверь в большую гостиную была закрыта. Прислонившись спиной к правой стене и скрестив на груди руки, стояла Констанца Берен. Ее подбородок был высоко поднят, а темно-фиолетовые глаза гневно смотрели на стоявших рядом мужчин. Это были двое полицейских в форме и дюжий молодчик в штатском с каким-то значком на жилете. И хотя в ту минуту они не касались ее, сцена выглядела так, что это казалось возможным. Она ничем не показала, что увидела меня. Дверь в малую гостиную была открыта, оттуда доносились голоса. Когда я шел к этой двери, один из полицейских резко окликнул меня, но, так как он был слишком занят, я не обратил на это внимания и продолжил путь.

В малой гостиной тоже толпился народ. Там были косоглазый шериф и Толмен. Между двумя полицейскими стоял Жером Берен. На его запястьях блестели наручники. Я подивился, как при таких обстоятельствах Берен не крушит мебель и не сносит головы, но он только озирался по сторонам и тяжело дышал.

— …Мы знаем, что вы здесь иностранный гость, — говорил ему Толмен, — но в этой стране человек, которого обвиняют в убийстве, не может оставаться на свободе. Ваши друзья, безусловно, позаботятся об адвокате. Я также обязан предупредить, что все сказанное вами может быть обращено против вас. Поэтому советую вам ничего не говорить, пока не увидитесь с адвокатом. Ребята, отведите его к машине шерифа по боковой дорожке.

Но им не удалось уйти. Из холла донеслись вопли, и в гостиную, подобно торнадо, влетела Констанца Берен. Полицейские едва поспевали за ней. Один попытался схватить ее за руку, но это было все равно что остановить лавину. Я думал, она постарается добраться до Толмена, но она остановилась перед его столом, полоснула взглядом полицейских и заорала на него:

— Идиоты! Дураки и свиньи! Он мой отец! И он будет убивать человека в спину?! — Она грохнула кулаком по столу. — Отпустите его! Слышите, кретины, отпустите его!

Полицейский наконец изловчился и поймал ее руку. Берен зарычал и сделал шаг вперед, но его крепко держали. Толмену явно хотелось сбежать. Констанца вырвалась от полицейского, но тут Берен сказал ей что-то тихо и спокойно по-итальянски. Она подошла к нему, он попытался обнять ее, но не смог из-за наручников и поцеловал в макушку. Она повернулась и десять секунд спокойно стояла, вперив в Толмена взгляд, который я не видел, но от которого ему еще больше захотелось сбежать. Затем Констанца отвернулась и вышла из комнаты.

Толмен потерял дар речи. По крайней мере, он молчал. Шериф Петтигрю наконец встряхнулся и сказал:

— Пошли, ребята.

Не дожидаясь их ухода, я отправился восвояси. В главном холле Констанцы не было. Я остановился там на минуту, соображая, стоит ли поискать в большой гостиной кого-нибудь, кто хоть что-нибудь мне объяснит. Нет, сделал я вывод, сначала следует обдумать то, что я уже знаю. Я вышел и поспешил обратно в «Апшур».

К тому времени Вулф уже покончил с газетами, аккуратно сложил их и сидел с книгой в кресле, которое, несмотря на свои внушительные размеры, было все же ему маловато. Когда я вошел, он даже не поднял головы. Это означало, что в данный момент мое существование — всецело мое личное дело. Я не стал с этим спорить, приземлился на диван и развернул газету, но читать не стал. Минут через пять, когда Вулф перевернул уже две страницы, я заговорил:

— Кстати, с вашей стороны было чертовски умно отказаться от предложения Лиггетта. Я имею в виду второе. Вы бы впутались в историю. Сейчас уговорить Берена стать шефом хоть киоска с газированной водой — одно сплошное удовольствие.

Ни он, ни газета не пошевелились, но Вулф соблаговолил заговорить:

— Полагаю, Мальфи зарезал Берена. Тем лучше.

— Нет. Не зарезал и не зарежет, потому что не сумеет теперь до него добраться. Берен предстанет перед судом, закованный в кандалы. Мой приятель Толмен посадил его. Фемида взяла в руки свой меч.

— Фу! Если ты считаешь своей обязанностью развлекать меня сказками, имей хоть каплю воображения!

— Толмен арестовал мистера Берена, — терпеливо повторил я, — по подозрению в убийстве мистера Ласцио и посадил его в тюрьму. Я видел это своими глазами.

Книга начала опускаться.

— Арчи, если это шутка…

— Нет, сэр. Чистая правда.

— Он обвинил Берена?

— Да, сэр.

— Господи, да почему? Он дурак?

— То же самое утверждает мисс Берен. Она сказала: «Свинья и дурак».

Книга еще держалась в воздухе, затем опустилась окончательно. Потом на короткое время поднялась на уровень глаз и наконец была отложена на журнальный столик. Вулф откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Пальцы его сплелись на животе, и я увидел, как он вытянул губы трубочкой, потом втянул их, снова вытянул… снова втянул. Это удивило меня: чего ради он так разволновался?

Через некоторое время он проговорил, не раскрывая глаз:

— Теперь ты понимаешь, Арчи, почему я колебался, брать ли дело, которое может помешать нашему отъезду в Нью-Йорк?