— Все это необходимо сделать. Во-первых, мне надо переговорить с мистером Толманом. Скорее всего, он сейчас в отеле, как мы и договорились. Затем я должен буду позвонить мистеру Сервану, и это может быть непростой разговор. Насколько мне известно, в последний вечер гостей не приглашают. В данном случае эту традицию придется нарушить. Пока я звоню, приготовь все, что нам понадобится, собери вещи и распорядись о доставке багажа к поезду. Ближе к полуночи у нас может не остаться времени. Пошли в отель за счетом и рассчитайся. Я правильно понял, что у тебя с собой пистолет? Отлично. Надеюсь, он не понадобится, но пусть он будет у тебя. И, черт побери, пошли за парикмахером, я не в состоянии побриться сам. Затем зови Толмана и начинай собирать вещи, а пока мы будем одеваться, я объясню программу на вечер.
16
Традиция была нарушена, и пока двери в зал не открылись и Луи Серван не появился на пороге, приглашая войти, среди собравшихся в гостиной раздавались возгласы неодобрения. Впрочем, по большей части недовольство гостей, разбившихся на отдельные компании и потягивающих шерри и вермут, относилось не к этому, а к объявленному всем запрету покидать Западную Вирджинию до особого распоряжения властей. Доменико Росси выступал так, что Барри Толман, стоявший у радиоприемника, не мог его не слышать. Толман отлично выглядел, хотя вид у него был взволнованный. Рэмзи Киф оглушительно выражал свое возмущение, а Жером Беррэн рассудил, что, боже правый, это, конечно, дикость, но следует держать себя в руках, а то так и аппетит испортить недолго. Альберт Мальфи несколько утратил свой пыл, но продолжал стрелять глазами по комнате. По-видимому, он решил, что ухаживать за мамашей Мондор будет разумным началом его предвыборной кампании 1942 года. Рэймонд Лиггет и Марко Вукчич сидели на диване и тихо беседовали. И тут моему старому приятелю Барри Толману как следует досталось. Точнее, ему ничего не досталось. Как только в комнату вошла Констанца, он с решительным видом направился было к ней, но она его и не увидела, и не услышала, да так, что я даже засомневался было, присутствует ли он вообще.
За несколько минут до того как нас пригласили в зал, явилась Дина Ласцио. Разговоры стихли. Ее отец Росси и следом Вукчич поспешили к ней, а затем и другие подошли выразить свои соболезнования. Безутешная вдова из нее получилась не лучше, чем из меня — кружащийся дервиш, но ведь не может женщина, собираясь в недолгую поездку с мужем, всякий раз брать с собой траурный наряд на случай внезапного убийства супруга. И я не мог осуждать ее за появление на пиру, потому что знал, что это Ниро Вульф попросил Сервана лично уговорить ее прийти.
За столом я снова оказался рядом с Констанцей, что вполне меня устраивало. Вульфа усадили по правую руку Сервана. Вукчич сидел рядом с Диной Ласцио, ближе к противоположному концу стола. Лиггет и Мальфи сидели рядом напротив меня. Беррэн был напротив Вульфа, по левую руку Сервана, что, по моему мнению, было большой честью для человека только что из кутузки. Рядом с ним сидел Клэй Эшли, безуспешно старавшийся выглядеть дружелюбно. Остальные сидели кто где, лишь изредка перемежаемые вкраплениями женщин. Перед каждым из нас лежало отпечатанное типографским способом меню:
Устрицы, запеченные в раковинах
Черепаха по-мэрилендски / «Битое» печенье
Жареная молодая индейка
Рисовые крокеты в айвовом желе
Лимская фасоль в сливках / Булочки «Салли-ланн»
Авокадо «Тодхантер»
Ананасовый шербет / Бисквит
Висконсинский сыр / Черный кофе
Официанты под руководством Моултона приносили и уносили блюда, и Луи Серван с суровым достоинством, смешанным с изрядной долей беспокойства, следил за всем происходящим. Однако первое же блюдо должно было рассеять его тревоги, ибо устрицы оказались такие жирные, вкусные и ароматные, что казалось, будто они вскормлены с рук арахисом и голубикой. Их подали с большой церемонией и даже с некоторой помпой. Поставив перед каждым по огромной миске с целой дюжиной устриц, официанты выстроились перед ширмой — той, за которой 48 часов назад было спрятано тело Филиппа Ласцио. Затем дверь в буфетную отворилась и в зал вошел темнокожий повар в сверкающем белизной поварском колпаке и фартуке. Он сделал несколько шагов и выглядел настолько смущенным, что, казалось, вот-вот шмыгнет назад, но Серван встал, поманил его, повернулся к столу и обратился к собравшимся:
— Я хотел бы представить вам мистера Гиацинта Брауна, рыбного шеф-повара курорта «Канова». Устрицы перед нами — его работа. Судите сами, достойны ли они быть поданными Les Quinze Maîtres. Мистер Браун просил меня сказать вам, что он ценит оказанную ему честь. Не так ли, Браун?
— Да, сэр. Все как вы сказали.