— Разве ж это бег, — пренебрежительно усмехнулся отец Вуди, наматывая на руку вожжи. — Зверюга только разогревается. Снадобье пока ещё не полностью всосалось... кровь слишком густая, сворачиваться начала... Подожди минутку, кровушка у нашей скотинки разгуляется, вот тогда и будет бег! А отдыхать ему не надо, зачем мёртвому отдых? Будет бежать, пока не развалится... Они, временно оживлённые, от снадобья хоть и бодрые становятся, но гниют слишком быстро... на ходу могут развалиться. Ну, посмотрим, посмотрим, — монах озабоченно поглядел в небо. — Солнышко садится. Это плохо... Слушай, Симеон, у тебя хоть какое-нибудь оружие с собой есть? — отец Вуди оглянулся на Семёна. — Вы же, селяне, без топора или складных дубинок в лес ни шагу! Есть чего, говорю?
— Есть, — Семён похлопал себя по животу. — В кармане.
— Значит, дубинка, — удовлетворённо кивнул монах. — Складная. Небось, с выдвижными медными шипами?
— С серебряными, — коротко ответил Семён.
— Богато живёшь, селянин-Симеон, — уважительно сказал отец Вуди. — От нежити отмахаться можно... Говорят, вы в свои дубинки и ножи самострельные ухитряетесь вставлять, которые на десять шагов лезвием стреляют?
— Ухитряемся, — согласился Семён, — мы такие! Умелые мы.
— Покажешь потом, ладно? — попросил отец Вуди. — Ни разу не видел.
— Покажу, — пообещал Семён. — Потом. Если захотите.
— Договорились, — монах сосредоточился на управлении волком: мёртвый зверь шёл ходко, всё быстрее и быстрее, движение лап уже было трудно заметить в сгустившемся вечернем сумраке.
Дорога нырнула в лес: по обеим её сторонам чёрными стенами высились стволы угрюмых вековых деревьев; кроны деревьев закрывали почти всё небо.
Наступала ночь — в узкой полоске неба, тянувшейся над дорогой, постепенно загорались крупные августовские звёзды; далеко впереди из-за крон высунулся краешек полной луны.
Было тихо — лишь иногда поскрипывали колёса да что-то еле слышно бормотал себе под нос отец Вуди; волк бежал совершенно бесшумно, разве что изредка издавал звуки, похожие то ли на кашель, то ли на хруст костей.
— Вообще-то есть в этом что-то романтическое, — томным голосом сказал молчавший до этого Мар. — Летняя тёмная ночь, глухой лес... одинокие путники, спешащие к далёкому уютному очагу... дохлый волк, который везёт тех путников к тому очагу... и зловещие умертвия, которые вот-вот нападут сзади на беспечных путешественников. Всё прямо как в старинной легенде о принцессе Мариэль! Только там в упряжи скелет коня был. Хорошая легенда! Я её в Пыльном Мире услышал. Значит так: у одного короля было две дочери-близняшки. И, когда настало время, решил король выдать их обеих замуж за...
— Какие умертвия? — в испуге вскинулся Семён, резко оборачиваясь назад. — Где?!
Умертвия были неподалёку, метрах в пятнадцати позади повозки: было их около дюжины, более точно сосчитать в темноте не получалось; мчались они по дороге с той же скоростью, что и возок, не приближаясь, но и не отставая. Бежали совершенно беззвучно. Молча.
Кем они были при жизни, понять нынче было практически невозможно: эти существа не выглядели ни людьми, ни животными. Вернее, они были одновременно и тем, и другим — словно некий чокнутый умелец сшил воедино, как попало, случайно оказавшиеся под рукой разрозненные части тел из морга и скотомогильника, сшил как попало, а после интереса ради оживил свои созданья.
В лунном свете были хорошо видны красные зеркальца глаз, до четырёх-пяти штук у каждой твари, и белые острые кости, торчавшие из умертвий в самых неожиданных местах, наподобие игл дикобраза.
— А, чёртовы душегубцы объявились, кол им в брюхо! — зло крикнул отец Вуди, мельком оглянувшись. — Ну и поездочка у меня в этот раз выдалась, давно такой не было... Эй, селянин, доставай свою дубинку и лупи их по мордам, коли догонять станут! Нам немного осталось, вон и деревья, кажись, реже становятся, — монах кричал что-то ещё, но Семён его не слушал: он достал из кармана пистолет, не вставая развернулся к преследователям лицом и упёрся ногами в задний борт повозки. Для устойчивости. После чего пристегнул ствол к рукояти, сжал её обеими руками — на манер американского полицейского в тире — и открыл бешеную стрельбу.
Пламя из ствола выбивалось почти на полметра, яркое, жёлтое, ослепляя Семёна и мешая ему толком целиться. Потому Семён лупил веером — кому достанется, тому и достанется.
— Свет включить? — заботливо спросил Мар. Как ни странно, в грохоте выстрелов его голос был слышен отлично. — Со светом и стрелять веселее, да и точность лучше будет. А то всё мимо да ми...
— Давай! — в азарте заорал Семён. — Свет на сцену! Пошла массовка! Сейчас кино делать будем!
Вспыхнул свет: холодный, белый, как у шоссейного фонаря, он шёл откуда-то сверху, размытым пятном освещая дорогу позади повозки.
Преследующих повозку умертвий осталось всего пять штук; дорога за повозкой, насколько хватало взгляда, была усеяна частями тел, разбросанных там и сям.