Слимпер

— Да, — сказал он, вставая на ноги и легонько покряхтывая. — Вот именно, что невероятный! По монастырской купчей... ох ты, бедная моя поясница... по купчей ведомости ездовой волк проходил как оборотневый, самовосстанавливающийся... многоразовый, так сказать. И где же его обещанная многоразовость? Где восстанавливаемость, я вас спрашиваю? — человек в коричневом повернулся к Семёну. — Жулики, кругом одни жулики... Никому верить нельзя! По документам — практически бессмертная скотина... ан нет: ни с того, ни с сего сама по себе продырявилась, упала и сдохла.

Судя по всему, это был священнослужитель. Может быть, монах из какого-нибудь ближнего монастыря — коричневая одежда оказалась чем-то вроде сутаны, перетянутой в поясе тонким кожаным ремешком; на ногах у монаха были деревянные сандалии. Монаху было лет под пятьдесят: стрижен он был коротко, «под горшок», хотя особо стричь было и нечего — на макушке у священнослужителя имелась обширная плешь-тонзура, то ли природная, то ли специально выбритая; красный нос и плутоватые глазки выдавали в нём человека жизнелюбивого, бойкого. Пройдоху и пьяницу выдавали, короче говоря.

— Вот, сидел и ждал, пока он восстановится, — пожаловался монах Семёну, со злостью пнув дохлого волка сандалией. — Как дурак сидел и ждал. Видать, бракованного волка подсунули. Надо будет монастырю в суд на заводчика подать... — монах склонился над возком, сильно навалившись животом на его борт. Словно нырять в повозку собрался.

— Эй, селянин, — глухо донеслось из возка, — подсоби-ка аптечку выгрузить... Одному несподручно, радикулит замучил! Достал, понимаешь, сил просто нету... И лечить некогда — дела всё, дела.

Семён подошёл к возку, помог монаху вытащить из него небольшой, но увесистый сундук с двумя боковыми ручками.

— Пешком теперь, да? — понял Семён. — Могу помочь нести, — Семёну всё ещё было стыдно, что это именно он пристрелил ездового волка. Пусть случайно, но всё же... Да и волк, скорее всего, был не бракованный — просто изрешетившие его серебряные пули не оставили оборотневому созданию ни одного шанса на восстановление.

— Зачем же пешком, — возразил монах, откинув крышку сундука и сосредоточенно копаясь в нём: изнутри сундучок оказался разделён перегородками на множество отделений-ячеек. — Сейчас я моего зверя немного оживлю... до ближнего посёлка довезёт и ладно... тебе в какую сторону? В ту же, что и мне? Славно. Подвезу, вдвоём оно веселее, безопаснее... ты драться-то умеешь? А то, говорят, душегубцы здесь шалят. То ли разбойнички какие, то ли живые умертвия, не знаю. Глухое место... кабы не служба, я бы ни за что, на ночь глядя, к тому же в полнолуние... — голос монаха становился всё тише, он уже забыл о Семёне, разыскивая что-то в своём сундуке.

— Ага, — сказал наконец монах, выпрямляясь и сразу хватаясь за поясницу, — ох ты... Слушай, селянин, тебя как зовут?

— Симеоном кличут, — вежливо ответил Семён, входя в роль простодушного селянина, — а вас, святейшество? — И смиренно сложил руки поверх кармана-животика.

— Зови меня отец Вуди, — монах потрусил вынутым из сундука чёрным флакончиком, взбалтывая его содержимое. После отвинтил крышечку — из горлышка посудины сразу потянулась струйка тёмного дыма — и осторожно, далеко отставив руку, уронил по одной капле на каждую рану волка. Чёрная жидкость мгновенно впиталась в волчью плоть: через секунду от ран не осталось и следа! Даже срезанное ухо по новой отросло.

Волк медленно втянул в пасть язык, встал, тяжело помотал башкой и застыл в несколько неестественной позе — похоже, у него был серьёзно повреждён позвоночник; взгляд у волка так и остался мёртвым.

Отец Вуди поспешно завинтил крышечку и положил флакон в одну из ячеек сундука.

— Симеон! — торопливо приказал монах. — Клади аптечку в повозку и запрыгивай! Сейчас он чесанёт. Ох и чесанёт! — Семён ухватил сундук, поднапрягся и рывком перенёс его в повозку, после чего и сам запрыгнул в неё: в повозке была лишь одна лавка, для возницы, потому Семён устроился на дне возка, возле аптечки. Отец Вуди, подобрав полы сутаны, покряхтывая, забрался следом — на лавочку.

Волк, словно дождавшись именно этого момента, сначала медленно, неуверенно, а после всё быстрей и быстрей потрусил по дороге: повозка катилась легко, лишь изредка несильно подскакивая на особо крупных ухабах — видимо, у повозки помимо дутых шин имелись и хорошие рессоры.

— А как долго он так бежать сможет? — с любопытством спросил Семён. — Отдыхать ему надо или нет?