Следователь по особо важным делам

- Ушел на заслуженный отдых. Что тут невероятного?

- Ничего, конечно, - пробормотал я и рассмеялся. - А я только что отбарабанил ему целый доклад.

- Где?

- Дома.

Эдуард Алексеевич хмыкнул. Пожал плечами:

- Не знал, значит?

- Нет.

- Ну ладно, бывает. Для меня его уход тоже был неожиданным. Хотя на пенсию он давно имел право. Ранение на войне...

И мне опять пришлось почти слово в слово повторить Эдуарду Алексеевичу то, что я докладывал бывшему начальнику.

Он сделал несколько замечаний. Смущало меня то, что Эдуард Алексеевич обращался ко мне то на "вы", то на "ты". Чему это приписать - его назначению или тому, что у него, как это делал Иван Васильевич, припасен для меня "сюрприз"?

Эдуард Алексеевич достал из сейфа папку:

- Вам надо вернуться к саратовскому делу. Коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР рассмотрела его по кассационной жалобе и вернула на доследованиеПравда, прокурор отдела дал свое заключение, просил оставить приговор в силе. Подготовьте с ним заключение, если надо, проект протеста в порядке надзора.

Это было дело о взяточничестве.

Подсудимая, мамаша одного из абитуриентов, сделала "подарок" преподавателю, принимавшему вступительные экзамены. "Подарок" в виде дорогого японского магнитофона. Областной суд приговорил взяточника (выяснилось несколько случаев подношений) и взяткодателя к срокам.

Но на суде сын незадачливой родительницы пытался взять всю вину на себя. Он проходил по делу как свидетель. Мать показывала, что ее чадо непричастно, хотя транзисторный магнитофон отнесло в дом преподавателя это самое чадо.

Скажу откровенно, с самого начала я чувствовал: парень догадывался, что это за подарок. Мне было жаль юнца. Кто знает, как повлияла бы судимость на его дальнейшую жизнь. Вот и получалось: мать, как волчица, оберегающая свое дитя, дралась на суде за судьбу сына.

А сын выгораживал мать...

Покончив с этим вопросом, Эдуард Алексеевич сделал длительную паузу и достал из сейфа бумагу. Протянул мне:

- Прошу ознакомиться.

Я взял листок, чувствуя, что это и есть тот самый "сюрприз", который он в подражание Ивану Васильевичу приготовил "на закуску". Из-за чего такой тон и прием.

"Уважаемая редакция! К вам обращается персональный пенсионер, человек, проработавший в юстиции более сорока лет и, естественно, знающий законы. Дело, о котором я пишу, подлежит теперь скорее юрисдикции общественности, а не органов правосудия. Поэтому я вынужден апеллировать к вам, ибо ваша газета поднимает на своих страницах важные вопросы советской морали и совести.

Взяться за перд меня заставило горе сына, мое личное горе. Мой сын, Валерий Залесский, потерял любимого человека, самого любимого, каким может быть только жена. Что ее толкнуло на роковой шаг - тайна, которую она унесла с собой. Но я пишу не об этом. В данном случае меня удивляет позиция органов, которые по своему положению занимаются ведением следствия. Еще раз хочу заверить: не зная законов, я не стал бы обращаться ни к вам, ни куда бы то ни было еще. Имея на руках неопровержимые факты, раскрывающие обстоятельства гибели моей невестки, следователь Чикуров и инспектор Ищенко до сих пор травмируют мужа покойной вызовами в прокуратуру, его самого, родных, знакомых дачей показаний и тому подобными действиями. Вы можете себе представить состояние человека в том положении, в котором оказался он. Как ни велики его страдания, у него на руках остался пятилетний ребенок. Мой сын должен найти себя, во имя ребенка, во имя его и своего будущего. В результате постоянного напоминания о трагедии, которую перенес мой сын, он вот уже который месяц находится в душевном упадке, не может спокойно жить, не может работать. Не знаю, чем руководствуются следственные органы, продолжая муссировать ясное дело, но прежде всего, мне кажется, надо думать о живых людях. Я далек от мысли поставить под сомнение компетентность следователя, ведущего расследование самоубийства моей невестки, но как человек и юрист удивлен некоторыми аспектами его поведения. Будучи лицом, которое обязано крайне щепетильно вести себя в период следствия и тем более в служебной командировке, он вызывает к себе свою сожительницу..."

У меня свело скулы и непроизвольно сжались зубы.

Я бросил взгляд на Эдуарда Алексеевича. Он, казалось, был целиком погружен в чтение бумаг.

Строки запрыгали перед глазами. Я с трудом улавливал мысль. Отец Залесского прозрачно намекал, что Ильин проявил внимание к Наде неспроста и что после этого я не могу объективно вести расследование.

Заканчивалось это пространное письмо подписью: "Персональный пенсионер, бывший член президиума областной коллегии адвокатов Г. С. Залесский".

Уже тогда, в Крылатом, когда Златовратский, корреспондент газеты, сказал, что автор прекрасно знает законы, я догадался, что это отец Валерия. И попытался представить, по каким путям шли сведения.

Сообщил в Одессу о приезде в Крылатое Нади и этой злополучной поездке в осеннюю непогоду, когда снесло мост, скорее всего Коломойцев. На допросе он сказал, что переписывается с Валерием.