Следователь по особо важным делам

Что означает приветливая улыбка Ивана Васильевича?

Грозного "Ива-Ва"?

- Ну, как трудимся?

- Трудимся, - сказал я, косясь на авоську. - Вчера прилетел из Барнаула... Ответ держать...

Что я ему объясняю? Ему лучше знать, зачем меня вызвали.

- Закончил дело? - Он подхватил меня под руку. Задержал перед автомобилем, сворачивающим в проулок.

- Вот, хочу доложить...

- Доложить... Зайдем ко мне, если есть время.

- Конечно. - Я был сбит с толку и покорно двинулся за ним, свернувшим вслед за машиной.

А квартира у него действительно в двух шагах. Мы поднялись на третий этаж одного из старинных домов, что приютились в небольших двориках, выходящих на улицу Кирова. Он порылся в карманах. Незло выругался:

- Вот непутевая башка... - И позвонил.

Открыла нам аккуратная старушка в стеганом халате, однако претендующем на шик: атласные отвороты, обшлага...

- Мамуля, прости, пожалуйста. Опять забыл ключ.

Вот, познакомься, Игорь Андреевич.Мы с ним проработали пять лет, нет, шесть лет...

Старушка протянула мне сухую теплую ручку:

- Екатерина Павловна. Милости прошу, входите.

Приняв от Ивана Васильевича авоську, она пошла на кухню, стуча модными домашними туфлями без задников, на небольших каблучках.

Мы разделись в коридоре и прошли в просторную комнату, увешанную картинами. Недалеко от окна стоял мольберт. На нем - незаконченный холст. Иван Васильевич подозвал меня к нему, приподнял тряпицу, закрывавшую работу, и приложил палец к губам:

- Над ней она сейчас работает. Только - тс-с-с.

- Кто? - спросил я.

- Мама.

Из коридора раздался голос Екатерины Павловны:

- Ванюша, а простокваши не было?

- Нет, мамуля, только кефир. - Он испуганно прикрыл картину и шепотом предложил пройти в другую комнату.

Она тоже оказалась просторной. Письменный стол.

Сплошные стеллажи с книгами. И мягкий кожаный диван.

- Ну рассказывай, - предложил Иван Васильевич, когда мы присели на диване.

Я подробно изложил все факты и сведения, что добыл за время пребывания в Североозерском районе и Вышегодске.

Иван Васильевич слушал меня внимательно. Изредка поправлял на голове и без того тщательно уложенные волосы, разлиновавшие лоснящуюся плешь.

Впервые я видел его в домашней обстановке. Насколько внушительно он выглядел в служебном кабинете, настолько простым и обыденным представлялся тут, на старинном, просиженном диване. Он так же больше молчал, говорил негромко, но я не мог отделаться от того образа своего начальника, с которым привык общаться в прокуратуре. Пока дойдешь до него по большому кабинету, сядешь возле стола, уставленного телефонами, возникает сознание, сколь большой властью облечен этот человек и как ничтожен ты caм со, своими делами и полномочиями.

И еще меня всегда подавляла манера Ивана Васильевича говорить по телефону.

Находясь в круговерти дел, частенько знаешь, с какой просьбой, по какому делу ему звонят. Ведь иногда одно слово, полфразы могут пролить свет на суть разговора.

Иван Васильевич никогда не произносил "нет". Но по дальнейшему ходу событий я мог изредка узнавать, что он никогда не делал того, что хоть ничтожно противоречило закону или не касалось служебных дел...

Выслушав меня, Иван Васильевич сказал своим ровным, тихим голосом:

- Скушное дело, не правда ли?

Он попал почти в точку. Но я не хотел сдаваться:

- Пока сказать трудно. Я не собрал еще достаточно фактов.

Зампрокурора медленно встал с дивана, подошел к стеллажу. Достал пожелтевшую от времени книжицу, перелистал ее:

- Вот послушай. "Ты - следователь. Государство доверило тебе ответственный участок судебно-прокурорской работы. Ты призван для борьбы с преступностью. Ты первый сталкиваешься с преступлением. Ты первый должен атаковать преступника. От тебя, от твоего умения, энергии, быстроты, настойчиьости, инициативы зависит многое... Ты-следователь. Завтра в твое производство может поступить дело, которое доставит тебе много хлопот.

Ты будешь проверять одну версию за другой, и ты наконец можешь устать. Дело тебе надоест. Тебе покажется, что раскрыть его нельзя, что ты уже исчерпал все свои силы, все догадки, все возможности. Тебе захочется в бессилии опустить руки и сдать это дело в архив. Преодолей усталость, не опускай рук, не складывай оружия. Ты не имеешь на это права, потому что ты - следователь, ты поставлен на передний край, откуда не отступают..."

Он захлопнул брошюрку. Поставил на место. И снова сел рядом со мной.

- Неплохо сказано. Несколько по-военному. Это за счет того времени, когда написаны эти строки. Тогда была война. Лев Шейнин...

Иван Васильевич замолчал. Признаться, на меня цитата произвела сильное впечатление. Особенно в контрасте е негромким голосом зампрокурора.

Мне показалось, что Иван Васильевич хочет настроить меня по-боевому. С одной стороны, понятно - новый ход крылатовскому делу дал он. А может, он действительно видит в нем какие-то другие пласты и повороты, чем первый следователь?

В любом случае его настойчивость и настрой подействовали на меня.

- Что ты намерен предпринять дальше? - спросил Иван Васильевич.