Скворцов-Степанов

Нередко Иван Иванович давал темы очеркистам, фельетонистам и корреспондентам, требуя от них немедленного исполнения задуманного.

— Незачем откладывать на завтра. Ведь тема может появиться на страницах других газет. Оперативность — великое дело.

Он ввел почти за правило публикацию фельетонов по злободневным вопросам.

Поддерживая способных журналистов, Скворцов-Степанов тактично умел их вовремя поправить. Высоко оценивая способности очеркистки «Известий» Ларисы Рейснер, он в то же время стремился добиться того, чтобы она покончила с «красивостями». Если фраза «Колеса автомобиля — это катушки, на которые намотано пространство» — это дело литературного вкуса, то ее выражение: «У него были воровские, цыганские глаза» — вызвало у него серьезное возражение. И в подтверждение его правоты в редакцию поступило много писем от цыган, протестовавших против этой фразы.

Иван Иванович выразил удовлетворение, что «цыгане шумною толпою» высказывали протест, что у них выросло чувство собственного достоинства, что они следят за печатью, читают, обдумывают. «Разве при старом режиме могли быть такие письма?» — спрашивал он торжествующе.

Цыгане пришли действительно «шумною толпою» в редакцию, и Л. М. Рейснер извинилась перед ними за свою неудачную фразу, всем пожав руки на прощанье. Ушли довольные и смущенные.

Все на первый взгляд мелочи интересовали Скворцова-Степанова как ответственного редактора. Точность, достоверность должны быть в самом большом и в самом малом, не раз говорил он. Иначе рукой подать до обыкновенного верхоглядства. Поэтому корреспондент с Кавказа или Арктики, пишущий заметку о Московском зоопарке, и автор какой-нибудь исторической справки одинаково понимали, что они не имеют права относиться к своей работе поверхностно, сообщать недостаточно достоверные или просто непроверенные факты, ибо материал обязательно будет прочитан Иваном Ивановичем, который, как говаривали известинцы, «все знает».

В журналистских кругах в середине 20-х годов широко стал известен любопытный и весьма характерный для Ивана Ивановича эпизод. Еще когда он работал в «Правде», один провинциальный начинающий поэт, впоследствии ставший журналистом, переписал стихотворение Генриха Гейне и под своей фамилией послал его в редакцию. Он писал слабые стихи и страстно хотел, чтобы его произведения были опубликованы. «Заведующему литературным отделом редакции, — смеясь, рассказывала Мария Ильинична Ульянова, — стихотворение понравилось, и он предложил поместить его в газете. Стихи послали в набор. Гранки попали в руки Скворцову-Степанову. Иван Иванович расхохотался, а потом язвительно сказал:

— Голубчики мои, да ведь это же Гейне сочинил!»

Можно привести еще один похожий случай, свидетельствовавший о большой начитанности и отличной памяти Скворцова-Степанова. Однажды Г. Е. Рыклин в своей публикации процитировал стихотворение Н. А. Некрасова. Прочитав верстку, Иван Иванович сказал:

— Нет, это не из Некрасова. Некрасов так не писал. У вас сказано: «Не нагнать тебе бешеной тройки: кони сыты и крепки и бойки». Видно, на память цитировали? Так я и думал. А у Некрасова сказано совсем иначе: «Не нагнать тебе бешеной тройки, кони крепки и сыты и бойки». Нельзя по памяти цитировать классиков. Давайте запомним: классики так хорошо писали, что они вовсе не нуждаются в нашем исправлении… Я давно знаю эти стихи. Но если бы мне пришлось цитировать, я бы не положился на свою память, а проверил по книжке.

Будучи человеком необычайно скромным, Иван Иванович, как правило, на своих рукописях, направляемых в набор, писал: «Не спешно». При этом он никогда сам не сдавал свои материалы в набор, а предварительно направлял их на просмотр членам редколлегии.

Всем сотрудникам редакции запомнился случай, характеризующий Ивана Ивановича как человека большой внутренней культуры. Как-то раз репортер принес секретарю редакции М. Э. Зингеру небольшую заметку о выступлении Скворцова-Степанова на одном из московских заводов. В ней говорилось, что Иван Иванович был тепло встречен рабочими и его речь неоднократно прерывалась бурными аплодисментами. Зингер решил не беспокоить ответственного редактора и сдал ее в набор, не показав Скворцову-Степанову.

Прочитав заметку в гранках, Иван Иванович немедленно вызвал к себе Зингера.

— Товарищ многоопытный секретарь, — начал Скворцов-Степанов, показывая Зингеру жирно перечеркнутую гранку набора, — что сей сон значит?

Секретарь редакции понял, что совершил ошибку, отправив заметку в набор без санкции редактора, но главное — о ком! Зингер стоял молча, не зная, что ответить.

— Видите ли, такую заметку могла бы, конечно, поместить любая наша газета. Ездил же я не в гости, не на прогулку, не на рыбную ловлю, а по заданию ЦК партии. Но мне, редактору «Известий», печатать заметку о самом себе в своей же газете?.. Пошлите, батенька, заметку немедленно в разбор.