Сингулярность 2.0. Биотех

Боб закрыл глаза и попытался сосредоточиться, но сознание плыло, как дым от сигары Кружа. Привыкнув жить в море запахов, Боб то и дело ловил себя на панике – пустой воздух казался мертвым, вот-вот задохнешься. Оказалось, что лучший нюхарь Марса не может занять себя в изоляции. Обычно в подобных случаях он просто сортировал окружающие запахи, ранжировал в своем личном списке предпочтений, сравнивал и гадал о природе того или иного аромата. Теперь ему было нечем занять мозг и это грозило сумасшествием. Впрочем, сойти с ума он не успеет. Бесполезных людей на Марсе не держат. Скорее всего, после суда его утилизируют, чтобы не тратил воздух и воду.

– Так почему ты здесь? – Саладину было слишком скучно, чтобы долго молчать в праведном гневе.

– Полковнику в морду дал.

– О как! Это уже интересно. А за что?

Не успел Боб опомниться, как выложил участливому чужаку всю свою историю с момента выпуска из приюта и до удара электроганом в кабинете Кружа. Всего-то три года, а казалось, уже полжизни прошло!

– Да уж. Печаль. Значит, быть тебе удобрением для деликатесной марсианской картошки?

Боб ничего не ответил.

– А что твои сослуживцы не вступились?

– Нюхарей в Хофедпортене два десятка, а вакансия бригадира одна. На мое место бешеный конкурс.

– Много платят? – Интерес в голосе Саладина приобрел практичный оттенок.

– Нас обеспечивают всем необходимым, а в городе пользуемся кредитными кодами. Меня вычеркнули из системы, а судьи всегда на стороне офицеров. Даже если меня выпустят, работы в городе не видать. Так что… картошка тоже нужная штука.

– Дьявол, все никак не привыкну к вашим диким обычаям. Мне жаль.

– Да ладно, – Боб вздохнул. – Не один сижу и то хорошо. А ты вообще кто?

Саладин приосанился и указал на свое правое плечо. Светоотражающий восьмигранник, очерченный вокруг силуэта допотопного орбитального грузовика, говорил всем и каждому, что владелец комбинезона принадлежит к самому большому профсоюзу перевозчиков.

– Я лучший пилот в системе, а моя «Святая Фатима» – наибыстрейший грузовой катер, когда-либо построенный на Земле!

Он расправил плечи и посмотрел куда-то вверх, сквозь заплесневелые потолочные панели. Потом хотел еще что-то прибавить к хвалебной речи, но громыхнула дверь и зычный голос прервал его на полуслове:

– Землянин, на выход, за тебя внесли залог!

Саладин сник и виновато посмотрел на Боба:

– Мне правда жаль, бригадир! Я оставлю тебе салфетки и вот еще что… – Он быстро вытащил плоскую фляжку и засунул под нары. – Бывай.

Когда Боб остался один, он в три глотка осушил фляжку с таким же восьмигранником, как на рукаве землянина. Судя по вкусу, это был синтетический ром. Но после потери нюха Боб уже не был так уверен в своих чувствах, купированных в раннем детстве. В голове зашумело, и вот уже плыл он по несуществующим марсианским каналам, прекрасно понимая, что это сон, но такой приятный, что лучше бы уже не просыпаться.

Он слышал сквозь сон, как в камеру бросили термопакет с пайком, но даже не пошевелился, хотя в последний раз ел почти два дня назад. Но через некоторое время очнулся от чувства, что не один.

На противоположных нарах, там, где днем разглагольствовал Саладин, сидел худой высокий человек. Бобу пришлось несколько раз протереть треснувшие очки, прежде чем он убедился, что убогое зрение его не обманывает.

– Док?

– Здравствуй, мальчик мой.

– Вас-то за что?

Старческий смешок рассыпался по камере мелкими гвоздями. Доктор Шадд встал, хрустнув всеми суставами:

– Не за что, а за кем. Подъем.

Боб сунул в карман пустую фляжку Саладина и через мгновение вытянулся возле двери. Никого и никогда он так не слушался, как этого старика, заменившего когда-то сиротам колонии и отца, и мать, и господа бога.

Только когда охранник апатично закрыл за ними облезлую дверь, Боб задал вопрос:

– Как вам удалось меня вытащить?

– Легко. – Доктор Шадд спрятал руки в карманы и ссутулился, он всегда мерз на улице. – Рикс рассказал о твоей беде, и мне удалось уговорить полковника Кружа отозвать обвинение, ведь и его я помню мальчиком. Эх… он оказался слишком слаб, чтобы сопротивляться яду власти.

– То есть меня восстановят?

– Нет, настолько добрым Круж никогда не был. Максимум, на что ты можешь рассчитывать, – место уборщика в моей больнице и половинный паек. Но это несравненно лучше, чем утилизация.

Боба передернуло. Он вспомнил грязь и вонь городской больницы, которой вечно не хватало ресурсов. Единственным плюсом было место. У самого купола, где не нужно забираться на крыши, чтобы увидеть горизонт и поверхность Марса. Красно-терракотовый вечерний пейзаж был удивительным, хоть Боб и не мог различить ничего дальше десяти метров. Зато мог вообразить то, что сотни раз видел на фотографиях.

Впервые с момента вызова к третьему шлюзу Боб улыбнулся. День закончился чудесно, а в мысли стучалось предположение, что жизнь хоть и круто изменилась, зато в лучшую сторону.