Синдром публичной немоты. История и современные практики публичных дебатов в России

Каково было то минимальное представление о собрании, которое в результате получили массы людей в советском обществе, когда изощренные практики партийной элиты были сначала разжижены приходом рабочих и крестьянских масс в партию, а потом упрощены, если не отменены? Нам придется считаться с этим практическим фоном, чтобы оценить, насколько реалистично введение новой, адаптированной к современности модели наказа Муромцева – Маклакова для помощи в проведении собраний различных ассоциаций нынешней России. Ведь это советское интуитивное представление о том, как проводить собрание, сохраняется теперь в остаточном виде и в постсоветской действительности, если учесть, что теперь нет пионерских дружин и комсомольских организаций и школьные и университетские собрания проводятся нынешней молодежью на базе навыков, переданных им их воспитателями, учителями и профессорами, в чьи тела, так сказать, вписано еще советское время.

Помня о том, что нормативно-прескриптивные брошюры не есть отражение реальных практик, а всего лишь пожелания по их внедрению или поддержанию, посмотрим на несколько руководств по проведению собраний. О рекомендациях 1940-х, времени высокого сталинизма, можно судить, например, по книге 1943 года [О работе комсомола 1943]. Ее раздел под названием «Как подготовить и провести комсомольское собрание» как бы подчеркивает (для современного читателя, конечно!) первое и главное качество, которое отличает это собрание от заседания парламентской группы или от группы гражданского общества, желающей быстро прийти к суждению об общей позиции и курсе действий. Комсомольское собрание есть прежде всего «школа воспитания молодежи». Его функции – дидактические и моральные: развить личность молодого человека.

Отсюда исходят все его основные (и очень нетрудные в исполнении) требования к дисциплине, которые отличают его от тех собраний, что мы рассматривали до сих пор. Дисциплина особенно важна для издания 1943 года еще и потому, что книжка написана для негородских сообществ, и написана к тому же в разгар страшной войны, которая поставила все нормы обыденной жизни под вопрос. Главное здесь – провести собрание в точно означенное время. Явиться вовремя – обязанность каждого комсомольца; неявившихся, если у них нет уважительной причины, комсорг должен индивидуально «пропесочить» на следующем собрании. Второе – надо соблюсти все последовательные стадии собрания, приведенные в книге для читателя в сжатой модели: избрание президиума – принятие повестки дня и регламента – главный доклад – вопросы/ответы – прения по докладу – заключительное слово докладчика – решения собрания – протокол. Скелет происходящего задан; он обыденно привычен для всех живших в советское время людей. Но что среди вспомогательных советов о том, как все это должно пройти, напоминает нам парламентскую процедуру?

Естественно, парламентаризм и коллективное обсуждение с целью принятия решения здесь представлены минимально. Например, регламентом определяется не «порядок суждений», как назывался раздел, где все это детально прописывалось в первой версии наказа Муромцева – Острогорского, а «количество времени, которое дается докладчику и выступающим в прениях». И все! Учитывая, что более подробных регламентоподобных правил не дается, председатель рассматривается как центральная для происходящего фигура: «он должен чутко прислушиваться ко всем (!! – О. Х.) замечаниям и предложениям комсомольцев, следить за порядком, за соблюдением установленного регламента» [Там же: 242]. Предполагается, что его стихийного практического чувства, чтó нужно для регулирования обмена мнениями, хватит для достижения его особой цели. Ведь он должен гарантировать не коллективное продвижение к какому-то общему решению, а всего лишь «активность собрания». Опять же, разница заключается в том, что группа не ищет решения; основные и общие решения уже даны линией партии. Задача – обеспечить активное понимание этой линии и участие в обсуждении того, как приземлить общие решения партии на ситуацию данной комсомольской ячейки. Моральная или квазирелигиозная (активное участие в обсуждении вопросов веры) функции здесь явно перевешивают инструментальные задачи – например, дать группе возможность найти общее мнение.