Синдром публичной немоты. История и современные практики публичных дебатов в России

[Защитник, обращаясь к суду: ] Идем, наступаем на те же грабли. Все то же, все те же. А родом мы из детства. Если человек хочет быть любимым, он хочет этого с детства. А если не получает любви, то приходит с тем, с чем пришла наша подзащитная: с пустотой, с одиночеством, с непонятным гардеробом… (4 марта 2010 года).

На уровне речевых действий призыв к трансформации выражается косвенными директивами, представленными в виде профессионального знания. Терапевтическое руководство судебных экспертов выражается в заурядных, шаблонных аксиомах, авторитетно звучащих со стороны защиты.

[Защитник, обращаясь к подсудимой: ] Главная задача для женщины после развода – полюбить себя. Грабли бывают одни. Если не анализировать, где они стоят, то будешь все время на них наступать (19 июля 2010 года).

Стимул для личного изменения передается в выражении «Я не верю, что…», часто используемом на протяжении всей программы и неизменно намекающем на ложное самосознание героини и предполагающем у нее наличие подлинных и в то же время нормативных желаний. [Обвинитель, обращаясь к подсудимой: ] «И я не верю, что такой симпатичной женщине, как вы, никогда не хотелось побаловать себя обновками!» Не оставляющее сомнений побуждение к самотрансформации передается в шоу также с помощью прямых директив. [Обвинитель, обращаясь к подсудимой: ] «Ольга, вы планку-то повысьте!» (28 июля 2010 года).

В рамках такого психотерапевтического разбора выявляются сложные отношения между внутренним и внешним; участники обсуждают то, какое соотношение между ними будет правильным и успешным. Должен ли внутренний мир отражаться во внешем виде, приведен в соответствие с ним, или, возможно, он должен регулироваться наружностью героини? Здесь часто задействована фигуративная риторика. [Защитник, обращаясь к суду: ] «Она как неограненный алмаз, который неотличим от бутылочного стекла, пока его не огранит огранщик и не позволит проявиться внутреннему миру» (20 июля 2010 года). Такая параллель служит для формулировки необходимости профессионального вмешательства. Неосознанность проблемы со стороны обвиняемой подчеркивает роль модных стилистов в корректировке настоящей внутренней личной красоты героини и воплощении ее в правильные формы. [Защитник, обращаясь к суду: ] «Она не знает ничего: мир у нее состоит из разных стеклышек, наша задача – собрать его в единую мозаику и превратить в гениальное произведение искусства» (4 марта 2010 года).

Соотношение между внутренним и внешним также раскрывается через риторическое использование речевых фигур, в частности зевгмы. Так, слово «беспорядок» в следующем примере создает логическое тождество между двумя различными семантическими областями. [Судья, обращаясь к подсудимой: ] «Ольга, пожалуйста, сообщите Модному суду, отчего вы устроили такой беспорядок в своей душе и в своем гардеробе?» (28 июля 2010 года). «Беспорядок» относится здесь одновременно к одежде героини и к ее эмоциям, где нарушение в одном отражает беспорядок в другом.

Товарищеский суд

Наряду с психотерапевтической риторикой, постулирующей неразделимость внешней и внутренней проблемы подсудимой, в языковой материи передачи присутствует и работает иной дискурсивный стиль, напоминающий нам хорошо знакомый нарратив советского товарищеского суда. Этот тип коммуникации с характерным для него языком коллективного обсуждения личного и внутреннего мира несет в себе также функцию нравоучения и наставления на верный путь. Участники суда комментируют каждый акт в поведении героини, морально обвиняя ее или оправдывая, по отношению к нормативным координатам того, «как надо», и предлагают путь исправления.