Сияющие

– Погоди, я уломала девушку из администрации сделать мне копию. – Из трубки доносится шелест бумаг. – Так, нашла. Джеки Робинсон, «Бруклин Доджерс».

– Шутишь? – автоматически вырывается у него.

– Тут так написано, – огрызается Кирби.

– Она умерла в 1943-м?

– Да. У меня даже копия свидетельства о смерти есть. Я знаю, что ты думаешь. Я все понимаю. Но у серийных убийц ведь бывают помощники. Хиллсайдские душители из Лос-Анджелеса, например, вместе насиловали и убивали девушек.

– Как скажешь.

– Просто поверь. Мне кажется, тут есть связь. С моим делом. Это могли быть отец и сын. Взрослый психопат, обучивший младшего. Не обязательно родственники, на самом деле. Если он еще жив, ему должно быть за девяносто. Но его сообщник продолжает оставлять на телах сувениры – это традиция. Винтажный убийца не один, Дэн, их несколько. Я, Джулия Мадригал, бог знает кто еще – мы все пострадали от рук младшего. Я хочу покопаться в коробках, которые мы отложили. Возможно, все началось куда раньше.

– Прости, Кирби, но это вряд ли, – мягко говорит он.

– Почему? – резко спрашивает она.

Дэн вздыхает.

– Слышала когда-нибудь о бейсболистах-призраках?

– Чую, что речь не о жутких тварях, терроризирующих скамейки запасных. Ну, знаешь, у которых череп вместо лица, на подачах стоит дьявол, а мяч прямиком из геенны огненной…

– Именно, – перебивает он.

– Подозреваю, правда мне не понравится.

– К сожалению, да. Самый известный призрак – Лу Проктор. Телеграфист из Кливленда, который в 1912 году вписал себя в список игроков «Индианс».

– Но его не существовало.

– В реальном мире – да. Но по записям он был бейсболистом. Кто-то решил пошутить. В 87-м об этом узнали и исключили его имя из реестра, хотя оно провисело там целых семьдесят пять лет. Но зачастую призраки появляются не специально. Стоит только неправильно записать имя, опечататься, и…

– Это не опечатка, Дэн.

– Еще какая. Твоя женщина ошибается. Господи, ты же сама говорила, что у нее Альцгеймер. Послушай меня. Джеки Робинсон – первый чернокожий игрок, который участвовал в главной лиге. Он подписал контракт в 47-м. Ему несладко пришлось – даже в собственной команде издевались, а игроки из других команд играли грязно, постоянно пытались заехать по ногам. Я, конечно, поищу записи, но просто поверь: в 43-м о нем никто не слышал. Он еще даже в бейсбол не играл.

– Какой ты самоуверенный.

– Я разбираюсь в бейсболе.

– Может, она перепутала карточки?

– Я к этому и клоню. Или она, или полицейские. Она же писала, что выросла в приемной семье? Может, они забросили ее вещи на чердак, а когда она уезжала, то случайно прихватила с собой чью-то забытую карточку.

– Хочешь сказать, на трупе карточки не было?

– Не знаю. В полицейском отчете про нее сказано?

– В 1943-м полиции было не до отчетов.

– Ну, значит, карточка – просто пустышка. Зря ты так на нее надеялась.

– Блин, – тихо ругается она.

– Прости.

– Ладно. По фиг. Значит, начну сначала. Дай знать, когда вернешься. Посмотрим, может, повеселю тебя еще какой полоумной бредятиной.

– Кирби…

– Хватит! Думаешь, я не замечаю, что ты просто мне потакаешь?

– А что, кто-то еще рвется тебе помочь? – срывается он в ответ. – Я хоть какую-то третьесортную документалку снимать не планирую!

– Я и сама справлюсь.

– Ну да. А безумными теориями ты с кем будешь делиться?

– С библиотекарями. Они это любят. – Она улыбается – по голосу слышно, – и Дэн тоже не сдерживает улыбки.

– Они пончики любят! Это другое. Поверь, никакой уцененной выпечки не хватит, чтобы тебя столько терпеть.

– Даже с глазурью?

– Даже с кремом, двойным шоколадом и радужной присыпкой! – вопит он в телефон, размахивая руками, будто она его видит.

– Прости, что я на тебя нарычала.

– Да ничего. В твоем возрасте это нормально.

– Круть. Обожаю шутки про возраст.

– Снова твои словечки, – ворчит Дэн.

– Как ты думаешь, карточки могли перепутать?

– Я думаю, что это интересная, но бесполезная история. Знаешь что? Заведи себе папочку для безумных теорий, поглядывай туда иногда, но связи с реальностью не теряй.

«И мне тоже не стоит», – про себя добавляет он.

– Ладно, ты прав. Спасибо. С меня пончик.

– Лучше десять.

– Спокойной ночи, Дэн.

– Спокойной ночи, соплячка.

Харпер Вне времени

Когда он жил на ферме, у одного петушка случались припадки. Достаточно было посветить ему чем-то в глаза. Летом Харпер часто валялся в высокой траве, от запаха которой кружилась голова, и слепил его солнечными зайчиками, пользуясь осколком зеркала. (Тем же самым осколком он потом отрезал ноги цыпленку, обернув ладонь старой рубашкой.)

Петух мог рыться в земле, бестолково дергая головой в свойственной курам манере, а потом вдруг замирал на месте и остекленевшими глазами смотрел в пустоту. Уже через мгновение он приходил в себя, не заметив ничего необычного. Ту небольшую осечку, которую дал его мозг.

Приходя в Комнату, Харпер ощущает себя таким петухом.

Он может сидеть в ней часами, с края кровати разглядывая собранные сувениры. Они остаются на месте, даже когда он берет их с собой.