Тем вечером, когда Таунхаус складывал только что выданные вещи в шкафчик у кровати, Томми подошел к нему уладить пару вопросов. Он объяснил Таунхаусу, что к своей кровати тот подходить может, но на западной половине барака ему не рады. Из четырех раковин в умывальне он может пользоваться только той, которая дальше от входа. И смотреть лучше преимущественно в пол.
По Таунхаусу было видно, что он и сам мог за себя постоять, но Эммет такие разговоры терпеть не собирался. Он сказал Томми, что сосед есть сосед, а раковина — раковина, и Таунхаус имеет такое же право перемещаться по бараку, как и остальные. Будь Томми на два дюйма выше, на двадцать фунтов тяжелее и в два раза храбрее, он, может, и замахнулся бы на Эммета. Но вместо этого он, затаив обиду, ушел на западную половину барака.
Распорядок в колонии такой, что тупеешь. Будят на рассвете, пашут на тебе до заката, дают полчаса на еду, полчаса после работы и потом гасят свет. Ты как лошадь из Центрального парка с шорами на глазах — дальше двух шагов вперед видеть ничего не должен. Но если вырос среди бродячих актеров (другими словами — мелких жуликов и воришек), никогда настолько бдительность не потеряешь.
Вот, например: я заметил, что Томми подбивает клинья к Бо Финлэю — охраннику из Мейкона в Джорджии, близкому ему по образу мыслей; подслушал, как они поносят темнокожих, а заодно и белых, которые их поддерживают; вечером за кухней я увидел, как Бо передает Томми две узкие синие коробочки, а в два часа ночи наблюдал за тем, как Томми прокрадывается через барак, чтобы просунуть их Таунхаусу в ящик.
Так что я не особенно удивился, когда на утреннем смотре «ветхозаветный» Акерли — а с ним Бо и двое других охранников — объявили, что кто-то ворует из кладовой; не удивился, когда он подошел прямо к Таунхаусу и приказал ему выложить все вещи на только что застеленную кровать; и уж точно не удивился, когда в его шкафчике нашли только одежду.
Кто удивился, так это Бо и Томми — удивились настолько, что им даже не хватило ума не переглядываться.
Уморительно было смотреть, как, едва сдерживаясь, Бо отодвигает Таунхауса и переворачивает его матрас, чтобы посмотреть, не припрятано ли что под ним.
— Хватит, — недовольно рявкнул директор.
И вот тогда выступил я.
— Директор Акерли? Позвольте сказать, — начал я. — Я придерживаюсь мнения, что, если из кладовой что-то пропало и какой-то мерзавец порочит нашу часть и говорит, что виновник обитает в четвертом бараке, — вам стоит обыскать все шкафчики. Только так мы сможем вернуть себе честное имя.
— Мы сами решим, что делать, — сказал Бо.
— Что делать, решаю я, — сказал Акерли. — Открывайте.
По приказу Акерли охранники стали переходить от койки к койке, вытряхивая каждый шкафчик. И вот, смотрите-ка, на дне ящика Томми Ладью они нашли не что иное, как нетронутую коробку печенья «Орео».
— И что ты на это скажешь? — обратился Акерли к Томми, держа в руках изобличительное лакомство.
Разумный юноша мог бы проявить твердость и заявить, что никогда эту синюю коробочку не видел. Хитрый юноша мог бы с уверенностью формально не лгущего человека утверждать, что он печенье в свой шкафчик не клал. Потому что, в конце концов, это правда. Но Томми, ни секунды не медля, перевел взгляд с директора на Бо и выпалил:
— Если это я взял «Орео», то где вторая коробка?
Да хранит его Бог.
Вечером, пока Томми потел на штрафных работах, а Бо ворчал что-то, поглядывая в зеркало заднего вида, все ребята из четвертого барака собрались вокруг меня спросить, что это вообще было. И я рассказал им. Рассказал, как Томми подлизывался к Бо, и про подозрительную встречу за кухней, и про ночное подбрасывание улик.
— Но как печенье попало из ящика Таунхауса к Томми? — на мою радость спросил один услужливый дурачок.
В ответ я многозначительно посмотрел на свои ногти.
— Скажем так: уж точно не само прикатилось.
Смеялись над этим громко.
Затем Вулли Мартин, которого никогда нельзя недооценивать, задал весьма уместный вопрос.
— Если Бо передал Томми две коробки печенья и одна из коробок оказалась в шкафчике Томми, что случилось с другой?
На стене посередине барака висела большая зеленая доска с правилами и нормами, которых следовало придерживаться. Сунув за нее руку, я достал узкую синюю коробку и продемонстрировал собравшимся.
— Вуаля!
Время после этого мы провели с огоньком: передавали друг другу печенье, смеялись над возмущением Томми и над тем, как Бо перевернул матрас.
Но как только смех утих, Таунхаус покачал головой и заметил, что я играл с огнем. Тогда все посмотрели на меня с тенью удивления. Зачем я это сделал, подумали они вдруг. Зачем рискнул разозлить Томми и Бо ради соседа, которого едва знал. Да еще и черного.
В последовавшей тишине я опустил руку на рукоять меча и заглянул в глаза каждому, кто стоял передо мной.