Шоссе Линкольна

Собравшись с духом, Вулли поднял крышку и облегченно выдохнул. Внутри была вся одежда из комода — его и не его. В следующей коробке оказались все вещи, лежавшие на комоде. Вроде старой коробки для сигар и лосьона после бритья, который ему подарили когда-то на Рождество и которым он никогда не пользовался, — и призовой кубок из теннисного клуба с золотым человечком, обреченным вечно подавать мяч. А на самом дне коробки лежал темно-синий словарь, который мать вручила Вулли, когда он поехал в свою первую школу-пансион.

Вулли достал толковый словарь — его тяжесть успокаивала. Как же Вулли любил эту книгу. Потому что цель толкового словаря — рассказать, что именно значит слово. Выбираешь слово, открываешь нужную страницу и видишь его значение. А если в определении есть незнакомое слово, то и его значение можно посмотреть.

Когда мать подарила ему словарь, вместе с ним в футляре лежал еще и словарь синонимов из той же серии. И насколько Вулли обожал толковый словарь, настолько же он ненавидел словарь синонимов. От одной только мысли о нем по спине бежали мурашки. Потому что у него цель была совершенно противоположная. Вместо того, чтобы сообщить, что именно значит слово, он выдавал десяток других, которыми это слово можно заменить.

Как передать другому свою мысль, если каждый раз, когда есть, что сказать, каждое слово в предложении приходится выбирать из десятка различных вариантов? Количество возможных комбинаций ошеломляло. Ошеломляло настолько, что по прибытии в школу святого Павла Вулли подошел к мистеру Келенбеку — учителю математики — и спросил у него: если в предложении из десяти слов каждое можно заменить десятью другими, сколько всего предложений можно составить? Не задумываясь, мистер Келенбек подошел к доске, нацарапал формулу и, что-то быстро сосчитав, безапелляционно заявил, что ответ на вопрос Вулли — десять миллиардов. И как, столкнувшись с подобным откровением, писать сочинение на экзамене в конце семестра?

Тем не менее, когда Вулли уехал из «Святого Павла» и поступил в «Святого Марка», словарь синонимов он покорно взял с собой и положил себе на стол, где тот и лежал в уютном футляре, скалясь десятками тысяч слов, каждое из которых заменялось другими. Он искушал, и дразнил, и подстрекал Вулли весь год, пока в конце концов накануне осенних каникул Вулли не достал его из футляра и не отнес на футбольное поле — а там окунул в бензин, который нашел в лодке тренера, и поджег негодную вещь.

Если подумать, совсем красиво было бы поджечь словарь синонимов в центре поля. Но по причине, которую Вулли уже плохо помнил, книгу он положил с краю, и, когда он бросил спичку, пламя быстро пробежало по дорожке бензина, пролившегося на траву, охватило канистру — последовал взрыв, и от него загорелись ворота.

Пятясь к центру поля, Вулли сначала потрясенно, а затем с восхищением наблюдал за тем, как огонь взбирается по центральной опоре, расходится на две стороны и поднимается по обеим стойкам одновременно, поглощая конструкцию целиком. Вдруг ворота вовсе перестали походить на ворота. Они стали похожи на огненного духа, в экстазе воздевающего руки к небу. Это было очень, очень красиво.

Когда Вулли пригласили предстать перед дисциплинарной комиссией, он намеревался объяснить, что хотел единственно освободиться от тирании словаря синонимов и, как следствие, лучше проявить себя на экзаменах. Но прежде чем ему дали слово, декан по воспитательной работе, который и вел разбирательство, сказал, что Вулли должен ответить за пожар, который устроил на футбольном поле. В следующее мгновение представитель кафедры, мистер Харрингтон, назвал это поджогом. А затем Данки Данкл, президент студенческого совета (и, по несчастью, капитан футбольной команды), употребил слово «сожжение». Тогда же Вулли понял: что бы он ни сказал, все они встанут на сторону словаря.

Положив толковый словарь обратно в коробку, Вулли услышал робкий скрип половицы в коридоре, а когда обернулся, в проеме стояла сестра — с бейсбольной битой в руках.

* * *

— Мне очень жаль, что с комнатой так вышло, — сказала Сара.

Вулли с сестрой сидели в углу кухни за столиком напротив раковины. Сара уже извинилась за то, что, увидев распахнутую настежь входную дверь, встретила Вулли с бейсбольной битой наперевес. А теперь она извиняется за то, что отобрала комнату, которая одновременно принадлежала и не принадлежала Вулли. В их семье только Сара говорила «мне очень жаль» совершенно искренне. Беда в том, что она часто говорила «мне очень жаль» в тех случаях, когда причин для этого не было совершенно. Как сейчас.

— Нет-нет, — сказал Вулли. — Не нужно извиняться. Мне кажется, это чудесно, что там будет детская.

— Мы думали перенести твои вещи в комнату у черной лестницы. Там тебе будет свободнее — и легче уходить и приходить, когда захочешь.

— Да, — согласился Вулли. — У черной лестницы — это замечательно.

Вулли дважды кивнул, улыбаясь, а затем посмотрел на стол.