Шоссе Линкольна

Я барахтал ногами в воде, шлепал руками по поверхности — попытался сделать глубокий вдох, но вместо воздуха вдохнул воду. Я кашлял и бился, и голова стала уходить под воду, и тело стало тонуть. Снизу вверх смотрел я на волнующуюся гладь и видел тени банкнот, качающихся на воде, подобно осенним листьям. Затем надо мной остановилась лодка и накрыла гораздо большей тенью — и тень эта все росла и росла.

Но едва мне показалось, что тьма вот-вот накроет все озеро, как занавес поднялся, и я оказался на шумной улице большого города — только вокруг все знакомые, и все они застыли на месте.

На скамейке неподалеку сидят Вулли и Билли и улыбаются, глядя на план дома в Калифорнии. А там няня Салли склонилась над коляской, чтобы подоткнуть одеяльце ребенку. А вон там, в полусотне футов, возле своей ярко-желтой машины, гордо расправив плечи, стоит Эммет.

— Эммет, — позвал я.

Не успел я договорить, как издалека долетел колокольный звон. Только это оказался не колокол, и доносился звук не издалека. Это отбивали время золотые часы — они лежали у меня в кармане жилета, а теперь вдруг очутились в руке. Я смотрел на циферблат и не различал времени, но точно знал, что еще несколько ударов — и мир снова придет в движение.

Тогда я снял свою помятую шляпу и поклонился Саре и Салли. Поклонился Вулли и Билли. Поклонился единственному и неповторимому Эммету Уотсону.

И, когда раздался последний удар, я повернулся к ним, ко всем до единого, чтобы на последнем выдохе произнести:

— Дальше — тишина[10].

Как Гамлет.

Или это Яго?

Никак не запомню.