Шоссе Линкольна

Десятью минутами позже я стоял в кухне со скалкой в руке и думал, будет ли ее достаточно. Учитывая ее форму и удобство хватки, она определенно была лучше, чем стандартная доска два дюйма на четыре. Но в скалке есть что-то комическое — это скорее для домашней хозяйки, гоняющейся за мужем-бестолочью вокруг стола.

Я положил скалку в ящик, выдвинул другой. Тут лежали навалом более мелкие принадлежности — ножи для чистки овощей, мерные ложки и прочее. В третьем были орудия покрупнее, но хлипкие — вроде кухонной лопатки и взбивалок. Под половником я обнаружил молоток для мяса. Стараясь не греметь другими орудиями, я вынул его из ящика — удобная деревянная ручка и боек с насечкой. Но легковат, скорее для отбивных котлет, чем для большого куска туши.

На столе рядом с раковиной — все обычное современное оборудование: консервный нож, тостер, трехкнопочный блендер, все идеально сконструированные для того, чтобы открыть банку, поджарить хлеб, взбить сливки. В шкафах над столом я увидел столько консервов, что хватило бы для долгой жизни в бомбоубежище. Спереди по центру — по меньшей мере, десять банок супа «Кэмпбелл». Дальше — банки с тушенкой, с чили, с сосисками и фасолью. Заставляло предположить, что Акерли нуждались только в одном орудии — в консервном ноже.

Я не мог не отметить сходства между провизией в их шкафу и нашей диетой в Салине. Мы объясняли тамошнее меню практичностью режима, но, возможно, оно отражало вкусы самого директора. У меня даже мелькнула мысль воспользоваться банкой сосисок с фасолью в интересах высшей справедливости. Но подумал, что, если ударить банкой, пальцы повредишь не меньше, чем его голову.

Я закрыл шкаф и уперся кулаками в бока, как сделала бы сейчас Салли. «Она бы знала, где искать», — подумал я. И, пытаясь увидеть ситуацию ее глазами, обвел взглядом кухню от стены до стены. И что же я увидел? Сковородку на плите, черную, как плащ Бэтмена. Я взял ее, взвесил в руке, любуясь ее дизайном и прочностью. Борта ее загибались плавно, ручка удобно лежала в ладони, и, наверное, можно было вложить в удар фунтов двести, не рискуя выпустить ее из кулака. А дно было такое широкое и гладкое, что можно отправить в нокаут хоть с закрытыми глазами.

Да, эта чугунная сковородка была идеальна почти во всех отношениях, несмотря на то что не могла считаться современным орудием. Ей, наверное, было лет сто. Ею, наверное, пользовалась еще прабабушка Акерли в фургоне при их переезде на Запад. Она могла передаваться из поколения в поколение и жарить свинину для четырех поколений мужчин. Отдав честь пионерам, я взял сковородку и пошел с ней в гостиную.

Это была уютная комнатка с телевизором на том месте, где полагалось бы быть камину. Кресло и диван обиты материей с цветочным рисунком; такие же и занавески. По всей вероятности, и миссис Акерли носила платье из той же материи, так что когда садилась тихо на диван, муж и не догадывался, что она тут.

Акерли покоился в мягком кресле, крепко спал.

По улыбке на его лице видно было, что ему хорошо в этом кресле. В Салине, устраивая порку, Акерли, наверное, мечтал о том дне, когда у него будет мягкое кресло вроде этого и он вздремнет в нем, отобедав. И после стольких лет ожидания он, возможно, и сейчас предвкушал во сне, как он соснет в мягком кресле — хотя именно это с ним и происходило.

— Уснуть и видеть сны, — тихо процитировал я, подняв над его головой сковородку.

Но что-то на столике рядом с ним отвлекло меня. Это была недавняя фотография: Акерли стоит между двумя мальчиками, носатыми, как он, и с такими же бровями. Мальчики в бейсбольной форме, и Акерли в бейсболке, очевидно, пришел поболеть за внуков. На лице, натурально, дурацкая улыбка, мальчики тоже улыбаются, как будто рады, что дедушка болел за них на трибуне. Я даже умилился, глядя на него, так что ладони вспотели. Но если Библия говорит нам, что сыновья не понесут вины отцов, то разумно считать, что отцы не понесут невинности сыновей.

И я ударил его.

От удара его тело дернулось, как от электрического разряда. Он осел в кресле, и защитного цвета брюки его потемнели в шагу — мочевой пузырь опорожнился.

Я одобрительно кивнул сковородке и подумал: вот вещь, умно созданная для одной цели, и прекрасно подходит для другой. И еще одно преимущество сковороды перед молотком для мяса, перед тостером и банкой с сосисками и фасолью — при ударе она издала гармоничный звон. Как церковный колокол, призывающий к молитве. Настолько приятен был звук, что возникло искушение ударить еще раз.

Но я не торопясь произвел расчет и счел, что долг Акерли передо мной будет погашен одним хорошим ударом по макушке. Ударить второй раз — тогда я в долгу у него. Поэтому я поставил сковородку на плиту и вышел через кухонную дверь: Один готов, остались двое.

Эммет

«Поняв, что он бездумно растрачивает не только состояние, доставшееся от отца, но и еще более драгоценное время, молодой араб продал то малое, что у него еще оставалось, устроился на торговое судно и отплыл в неизвестное…»

«Ну вот, опять поехали», — подумал Эммет.