Широкое течение

кабинета, он подступил к дочери, которая стояла у пиа¬

нино, боком к нему, схватил за плечики, сильно встрях¬

нул — колыхнулись золотистые локоны — спросил с при-

. глушенным гневом:

— Ты не хочешь учиться?

В глазах ее вдруг мелькнули злые, непокорные огонь¬

ки, она упрямо вскинула голову и с неожиданной дерзо¬

стью процедила:

— Нет.

— Работать будешь?

— Не буду, — с тем же упорством бросила она сквозь

зубы.

Он оттолкнул ее от себя в кресло, схватившись за бо¬

роду, озадаченно глядел на нее, пораженный, как бы не

узнавая — его ли это дочь?

— Что же ты собираешься делать? Бездельничать?

/Опомнись, Люська... Погляди: все работают, все учатся...

Твой дед был неграмотным крестьянином. Я в город пеш¬

ком пришел, от земли, в лаптях, в науку зубами вгры¬

зался! — Он с отчаянием и мольбой оглядывался на

жену. — Что же это, Надя? Чтобы моя дочь не хотела

учиться, когда ей все дано, была бездельницей? Не допу¬

щу! Никогда!

Склонив голову, Люся нервно кусала ногти, на щеках

рдели горячие пятна; прищурясь, она с вызовом смотрела

на отца. Спокойствие дочери еще сильнее возмутило Лео¬

нида Гордеевича; он сказал сдавленным шопотом:

— Или учись, или уходи из дому. Чтобы я больше

тебя не видел... Вон! Дрянь) — щ он замахнулся, чтобы

дать ей пощечину.

Надежда Павловна никогда еще не видела своего му¬

жа таким. Перепуганная, бледная, она загородила собою

дочь.

— Леонид, опомнись, — проговорила она трясущими¬

ся губами, поддерживая прыгавшее на носу пенсне. —

Ведь это дочь твоя...

Леонид Гордеевич повернулся к ней, разъяренный:

— Моя? Нет, это твоя дочь! Вот оно, твое покрови¬

тельство, наряды, сюсюканье, поклонники... Заступница!

Тебе жалко ее? Жалко? Так уходи и ты вместе с ней!

Уходите обе! Вы не нужны мне! — Леонид Гордеевич хо¬

тел сказать еще что-то, более обидное, но сдержался,

проглотил крик, резко повернулся и ушел в свой кабинет

бросив на ходу: — Позор!

Люся еще ниже наклонила голову и туго зажмурила

глаза. Ей было мучительно жаль отца; в эту минуту она

любила его сильнее, чем когда бы то ни было, и ругала

себя, что доставила ему столько огорчений. Прижаться

бы к нему надо было, как в детстве... Но то время, вид¬

но, прошло, не вернешь.

Внезапно разразившаяся над головой гроза не долго

волновала ее совесть, туча пронеслась, и на душе стало

опять светло, как на озере после сильной бури. Люся

встряхнулась вся, поправила сбитую кофточку, с сожале¬

нием взглянула на искусанные розовые ногти, свежие гу¬

бы сами собой раскрылись в улыбке, хоть и не такой

беспечной и лукавой, как всегда, была эта улыбка. Крот¬

ко вздохнув, она встала и пошла делать матери холодную

примочку.

Леонид Гордеевич не разговаривал с женой и дочерью

три дня, обедал и ужинал в цехе.

Ах, Люся, Люся!.. Как же это могло случиться? Дав¬

но ли она была маленькой девочкой с тоненьким голос¬

ком и мягкими шелковистыми косичками с бантами?

Давно ли забиралась на колени к отцу и теребила воло¬

сы, ласковая, нежная, светленькая, а он катал ее на но¬

ге? Он представлял ее все еще девочкой. А она, оказы¬

вается, уже взрослая, и вот поставила его перед печаль¬

ным фактом...

В глубине души Леонид Гордеевич чувствовал свою

вину перед дочерью: выпустил ее из виду, доверился же¬

не, она бесхарактерная, неспокойная, безрассудно и вос¬

торженно влюблена в свою дочь, а для влюбленного не

существует недостатков в том, кого любит. Люся вос¬

пользовалась этим. Надо было следить за ней самому.

Но когда? Уходишь в цех утром, возвращаешься домой

заполночь, — только добраться до постели. А дочь, в

сущности, одна. Плохое прививается легко. За последнее

время до него стали доходить слухи о том, как некото¬

рые молодые парни и девушки — дети главным образом

обеспеченных родителей — пьянствовали, воровали, рас¬

путничали. А ведь и его Люся могла попасть в такую

компанию и дойти до преступления.

От этой мысли он съеживался весь, не мог сидеть в

своем кабинете и спускался в цех, чтобы хоть грохот мо¬

лотов заглушил его раздумья, муки. Но и там он думал

о том же: что теперь будет с ней, что предпринять, что

посоветовать?..

На четвертый день после ссоры, поздно вечером, ко¬

гда Леонид Гордеевич работал у себя дома, Надежда

Павловна, виноватая, покорная, неслышными, робкими

шагами приблизилась к нему — он стоял возле книжных

полок и искал какую-то книгу, — бережно взяла его руку

и прижала к своей щеке, к горячему виску, как бывало;

глаза ее наполнились слезами. Сердце его потеплело под

ласковыми, проникновенными звуками ее слабого голоса:

— Ученье от нее не уйдет, Леня, — ведь ей еще и во¬

семнадцати нет. Ты знаешь, здоровье у нее слабое, а она

у нас одна.. Пусть отдохнет довечка этот год, пускай

съездит на море, ей надо укрепить и нервы и легкие...

— Но ведь нельзя же так, Надя, милая, — возразил

он ей мягко. — Нельзя, чтобы человек ничего не делал.

Она молодая... Ее могут затянуть в любую нехорошую

компанию... И пропала! Ты бы об этом подумала!

— Что ты? — испуганно воскликнула Надежда Пав¬

ловна, — Люся умная девочка, она ничего лишнего себе

не позволит. Я знаю! А работать она успеет, еще нарабо¬

тается вдоволь, — жизнь только начинается.

Леонид Гордеевич тяжко вздохнул и покорился, от¬