Широкое течение

глядя в пол:

— Я и сам не знаю, отчего у меня сегодня все из рук

валилось, честное слово... Голова болит, и вообще... Ду¬

маете, хорошо мне, Фома Прохорович? Вас подвел... Я

себя возненавидел... ¦

Спустя полчаса, идя в душевую, Антон чувствовал,

как в нем, остывая, оседает гнев и медленно затухает до¬

сада.

В душевой, наполненной паром, Фома Прохорович,

растирая ладонью мускулистую грудь, говорил серьезно

и заботливо:

— У нас, Антоша, все — в труде: в нем и правда, и

слава, и все радости наши. Потрудишься хорошо, чест¬

но — и жизнь пойдет гладко; плохо работаешь — и все

невзгоды на тебя наваливаются, точно черви на худосоч¬

ное дерево, и не заметишь, как подточат! Да и от разных

житейских, сердечных там и разных других неудач рабо¬

та — первый лекарь. Я, брат, это давно понял, ты мне

верь. — И, подумав немного, прибавил с сожалением: —

Хотя если сердце защемлено чем, то и работа тоже на ум

не пойдет... Значит, жизнь должна быть крепкой и чи¬

стой со всех сторон.

«Вылечит ли меня этот лекарь?» — мысленно спраши¬

вал себя Антон, вставая под душ. Тонкие теплые струйки

иголочками вонзаются в тело и, смывая грязь и уста¬

лость, приятно текут вниз, щекочут подошвы ног.

Через несколько минут, подняв воротник пальто, Ан¬

тон задумчиво шагал по заводу, мимо лип с ощипанны¬

ми ветром ветвями. Из открытых дверей корпусов выры¬

вался ровный гул; вот из ворот сборочного цеха выкати¬

лась только что сошедшая с конвейера машина, пробе¬

жала по двору и встала в ряд с другими, такими же зе¬

леными, свежими, блестящими.

«Что ж, они, пожалуй, правы, — тоскливо думал Ан¬

тон, идя к проходной.— Раз плохо работал, отвечай —

почему? Ты не керосинку чинишь в своей квартире, а

штампуешь поковки для машин. Все верно. А как они

все смотрели на меня. Жалели... А Олег все усмехался.

Чего это он усмехается все время?.. Хотя на его месте

любой бы засмеялся. Первый кузнец! Эх, пропали у меня

три года зря!.. Сколько бы сделать можно было!.. И Ан¬

типов... Тоже хорош гусь! На словах сочувствовал, а в

душе-то, небось, ликовал, что сорвался я. Хозяином дер¬

жался. Бровь, почесал мизинцем, будто артист... А вечер-

то я ему все же испортил, увез Люсю! — Мысль эта буд¬

то обожгла опять, заставила остановиться, лоб вспо¬

тел. — Лучше бы не увозил. Хоть надежда была бы...

Нет уж, лучше сразу все узнать. Когда не знаешь, страш¬

но. А вот узнал — и еще страшнее. Пусть!..»

Антон смутно ощущал в себе потребность поделиться

с кем-нибудь своим горем. Безводов был занят, Дарьин

расфрантился и отправился, должно быть, на свидание,

а жена сидит дома одна; да к нему и не тянуло: пожа¬

луй, иронизировать, поучать начнет. Имя Дарьина все ча¬

ще повторялось в цехе, на заводских собраниях, в газе¬

тах. Но изо дня в день росли в Антоне настороженность

к нему и неприязнь.

Григпоня убежал на занятия шахматно-шашечной сек¬

ции. Антону не хотелось сидеть в пустой комнате наеди¬

не со своими мыслями, и он, выйдя из проходной, решил:

«Пойду в кино... Сколько картин пропустил. Зайду

домой, переоденусь и уйду».

Он пересек сквер и, подойдя к остановке, прыгнул на

подножку переполненного трамвая.

— Подвигайся! — услышал он сзади знакомый голос.

Поднявшись ступенькой выше, Антон обернулся и уви¬

дел парторга Алексея Кузьмича Фирсонова, ловко веко-,

чившего на ходу.

— Ты что так поздно едешь, Карнилин? — поинтере¬

совался он.

— К Безводову заходил. Прорабатывали, — неохот¬

но улыбаясь, ответил Антон. — Поднимайтесь сюда.

— Ничего, скоро сходить.

Они спрыгнули на остановке, где вокруг высились

многоэтажные заводские дома.

— Прорабатывали, говоришь? — усмехнулся Алексей

Кузьмич, крупно шагая, обходя лужи с рыжими пятнами

отсветов на них; при движении прорезиненный плащ на

нем певуче шелестел. — Я слыхал, неважно работалось

нынче. Отчего это?

Антон начал сбивчиво говорить о печах, о загрузке и

выемке заготовок, а Фирсонов понял, что с парнем тво¬

рится что- то неладное, — это видно было по его отчаян¬

ному взгляду, по порывистым жестам, по напряженному

голосу.

— Зайдем ко мне, — неожиданно предложил Алексей

Кузьмич. И, побеждая стеснительность Антона, по-свой¬

ски взял его под руку. — Идем, идем, посидишь в семье,

чайку попьем.

Со стороны завода вместе с дымными облаками на¬

хлынула осенняя мгла; густая, отсыревшая, она затопила

пространство, и дома, как бы расплывшись в ней, потеря¬

ли свои очертания; вспыхивали клетки окон, заманчиво

напоминая об уюте обжитых гнезд.

В передней они вытерли ноги о дерюжный половичок

у порога, разделись. Вслед за Алексеем Кузьмичом Антон

вошел в небольшую комнату, наполненную теплым полу¬

мраком и приглушенными звуками музыки. В углу на ма¬

леньком столике горела лампа под сиреневым абажуром,

неярко освещая двух женщин, сидящих на диване; од¬

ну из них, Елизавету Дмитриевну, жену Алексея Кузьми¬

ча, старшего технолога, он видел каждый день в цехе;

вторую, сидящую на диване с ногами, конструктора Тать¬

яну Оленину, он встречал мельком, лишь на комсомоль¬

ских собраниях, — конструкторское бюро находилось в

стороне от их корпуса, — но память сохранила ее деви¬

чески стройную фигуру, забранные наверх волосы, при¬