Широкое течение

хороших, то есть на почетной. Хотел тебя на самостоя¬

тельную работу перевести, на молот поставить. А теперь

вот, гляди, вычеркиваю, — он лихорадочно провел неров¬

ную жирную че?ту, — и заношу на страницу плохих —

на «черную»! Вот, — и торопливо вывел три первые бук¬

вы его фамилии — «Кар.». — Все! Я тебя, гляди, парень,

больше не знаю, не вижу, нет у меня такого на примете!..

А то я, старый дуралей, расхвастался, расхвалил... Что ты

на меня уставился своими глазищами?

Прервав мастера, Володя Безводов сказал подчеркну¬

то официально, точно они были совсем чужими:

— Надо выправлять положение, Антон. Что же это,

мы говорим о том, чтобы вывести цех на первое место,

а тут комсомолец — и вдруг явился помехой в работе.

Гришоня суетился вокруг Антона нашептывая:

— Ну, ответь, скажи, что поднажмешь, выправишь

дело...

Антон исподлобья глядел на возбужденного, запарен¬

ного мастера, на Безводова и молчал, хорошо понимая,

что нечего возражать, когда виноват.

Вернулся Фома Прохорович, спокойный, задумчивый,

легонько отстранив всех от нагревальщика, отвел его к

окну, смущенно кашлянул, дернул за козырек кепки, про¬

молвил:

— Я тут давеча накричал на тебя, Антоша, ты, брат,

извини. С тобой неладное что-то приключилось, а я не

спросил, да и... В работе я забывчив, не сдержался... —

Помолчав, еще раз кашлянул и добавил: — С деталью

нашей на конвейере зарез, вот и всполошились все. Вы¬

зывал меня начальник кузницы, выговаривал. А я редко

сЛышу выговоры-то. Мне, старому кузнецу, коммунисту,

они обидны...

Антон чувствовал, что душа его размягчилась, согре¬

тая теплом и лаской скупых, по-отечески простых слов

кузнеца; ласка эта вызвала в нем ответную нежность,

доверчивость, и захотелось так же просто поведать обо

всем этому большому, с виду угрюмому человеку.

Сквозь незастекленные клетки окна видно было, как

дождь старательно моет груды железного лома, сечет

тоненькие и уже голые деревца, растекается по земле ры¬

жими радужными потоками.

— У тебя отец где? — спросил Фома Прохорович.

— Убит в сорок четвертом году, под Будапештом.

— Так... — тяжко вздохнул кузнец. — Один, стало

быть, рос? Так... — повторил он. — У меня вот тоже дво¬

их сынов война взяла... — И медленно отошел к молоту.

А Антон ощутил в себе родственную близость к нему.

Вторую половину дня Аптон работал лучше, но о ре¬

кордной выработке не приходилось и думать — еле дотя¬

нули до положенной нормы.

— Не горюйте, Фома Прохорович, — с трогательной

нежностью успокаивал Гришоня кузнеца, помогая ему

прибираться. — В другой раз обязательно поставим ре¬

корд, нам ведь это не впервой.

— Слабо утешаешь, Гриша, — устало усмехнулся куз¬

нец. — От нас именно сегодня детали требовали, конвей¬

ер ждать не будет. Может быть, вторая смена наверста¬

ет за нас...

Пришла вторая смена: кузнец Камиль Саляхитдинов,

молодой татарин с широкоскулым лицом; в узких проре¬

зях острыми лезвиями сверкали хитрые и насмешливые

глаза, короткая могучая шея и широкие плечи налиты

буйной силой, носки ступней повернуты немного внутрь,

руки, жаждущие дела, все время в беспокойстве, в дви¬

жении; и нагревальщик его, Илья Сарафанов, высочен¬

ный парень с унылым лошадиным лицом и трубным го¬

лосом.

— Иду, гляжу, плак?,т-«молния» висит — десять мет¬

ров в длину, двенадцать метров в ширину! — громко за¬

говорил Саляхитдинов, протягивая Антону пачку с папи¬

росами и не спуская с него острого, насмешливого взгля¬

да.— На плакате первое слово — «Слава!» Где слава?

Кому слава? Ага! Бригада Полутенина выполнила норму

на двести пятьдесят процентов. Ай, как обидно, — почему

не я! Закрыл глаза, ударил себя по лбу кулаком, от-

крыл — никакого плаката нет: померещилось. Ай, ре¬

корд! — И захохотал, обнажая множество мелких белых

зубов.

Илья Сарафанов, вторя ему, бухнул как в бочку:

— Не зная броду, не суйся в воду! — А в ушах Анто¬

на деревянно отдалось: «Бу, бу, бу!..»

Привыкший к похвалам, Антон мучительно переносил

упреки старшего мастера, замечания и реплики рабочих,

отворачивался морщась.

Вскоре, лавируя среди молотов, прессов, печей, пе¬

репрыгивая через конвейеры, огибая груды остывающих

деталей, в бригаде появился Безводов и сказал:

— Антон и ты, Гришоня, прямо отсюда, не заходя в

душ, поднимитесь в комсомольское бюро. Поговорить на¬

до. —Он повернулся к кузнецу и, понизив голос, попро¬

сил: — Хорошо бы и вы пришли, Фома Прохорович. Это

ненадолго.

Сарафанов подтолкнул Антона и с несвойственной

ему игривостью пробасил:

— Иди, рекордник, получай нахлобучку.. — чем и выз¬

вал в нагревальщике внезапный взрыв долго копившейся

в нем ярости: рассвирепев, Антон схватил Илью за грудь,

сильно толкнул его и выпалил:

— Замолчи ты, лодырь! Тебе не только нахлобучку

надо дать — совсем из комсомола вышвырнуть пора. Не

работаете — потолок коптите вместе со своим бригади¬

ром! И туда же, критиковать...

Сарафанов ошеломленно глядел выпуклыми глазами,

затем, придя в себя, криво закусив губу, двинулся на Ан¬

тона и, не подоспей во-время Гришоня с Фомой Прохо¬

ровичем, драки бы не избежать. Разнимая их, Фома Про¬

хорович проговорил, мрачно и укоризненно косясь на Са-

ляхитдинова:

— Он правду вам сказал. На себя оглянитесь, — не