Шерлок Холмс и доктор Ватсон

– Ну наконец-то здравая мысль!

– Поверьте, и совет мой вполне здравый. Но я на нем не настаиваю, прошу только быть здесь без опоздания. И еще одна просьба: напишите прямо сейчас записку Баркеру.

– Какую?

– Я продиктую, с вашего позволения. Пишите: «Уважаемый сэр, уведомляю вас, что возникла необходимость осушить ров. Мы надеемся там найти...

– Да, но это невозможно, – сказал инспектор. – Я наводил справки.

– Ничего, ничего, пишите, дорогой мистер Мак.

– Ладно, продолжайте.

– ...мы надеемся там найти одну вещь, которая очень поможет следствию. Я отдал соответствующие распоряжения, и завтра утром рабочие приступят к работе. Придется отвести ручей...

– Говорю вам, это невозможно!

– ...отвести ручей, питающий ров. Заранее ставлю вас в известность. С уважением...» И подпись. Отправьте, пожалуйста, записку с нарочным в четыре часа. Именно в этот час мы опять соберемся в гостиной сержанта. А пока каждый занимается чем хочет. Поверьте, в расследовании действительно возникла пауза.

С наступлением сумерек мы вновь собрались в гостиной сержанта. Холмс был собран и деловит, я сгорал от любопытства, оба детектива были настроены критически и не скрывали досады.

– Итак, джентльмены, – начал мой друг самым серьезным тоном, – прошу полностью мне довериться, и вы сможете воочию убедиться, что выводы, к которым я пришел, подкрепляются неоспоримыми фактами. Вечер сегодня довольно прохладный, а я не могу точно сказать, сколько времени продлится эксперимент, так что оденьтесь потеплее. Нам надо прийти на место до наступления темноты, это очень важно. Поэтому, если не возражаете, отправляемся немедленно.

Мы шли вдоль ограды, окружающей Берлстонскую усадьбу. В одном месте в ограде оказался проем, и мы по очереди проникли в парк; в густеющих сумерках мы вереницей следовали за Холмсом, пока не очутились перед густым кустарником, который рос почти напротив подъемного моста и парадной двери. Мост был опущен. Холмс, присев на корточки, спрятался в лавровых зарослях, мы последовали его примеру.

– Ну и что мы будем здесь делать? – грубовато спросил инспектор.

– Запаситесь терпением и громко не разговаривайте, – ответил Холмс.

– Зачем мы сюда пришли? Полагаю, вы могли бы быть с нами более откровенны.

– Ватсон уверяет, что жизнь для меня – спектакль, – рассмеялся Холмс. – Во мне иногда просыпается актер, мечтающий о талантливой пьесе! Ей-богу, мистер Мак, в нашей профессии так мало радости, что эффектная сцена порой необходима, как воздух. Иначе и успех не в успех. Сухие строки обвинения, тяжелая рука полицейского на плече пойманного преступника – какие эмоции может вызвать подобный финал? Но внезапное озарение, остроумная ловушка, безошибочное предсказание хода событий, торжество самых невероятных теорий – вот что составляет смысл и гордость нашей работы, которой без остатка отдаешь жизнь. В такую минуту вас колотит дрожь от необычности ситуации, вы испытываете азарт охотника. Где был бы этот азарт, если бы все мои действия совершались строго по графику? Я прошу только одного – немного терпения, и вам все станет ясно.

– Надеюсь, смысл и гордость и все прочее помогут нам не замерзнуть тут до смерти, – мрачно пошутил лондонский инспектор.

Мы все разделяли с ним эту надежду – бдение наше чересчур затянулось; тело затекло, холод и сырость пробирали до костей, так что зуб на зуб не попадал. Сумерки медленно сгущались, опуская занавес над темным длинным фасадом мрачного старинного особняка. Кругом было темно и тихо. Только над воротами тускло горел одинокий фонарь, да светилось окно кабинета, в котором день назад разыгралась кровавая трагедия.

– Сколько нам еще здесь сидеть? – опять не выдержал инспектор. – И чего, собственно, мы ждем?

– Сколько нам здесь сидеть, я знаю не больше, чем вы, – вдруг довольно резко ответил Холмс. – Если бы преступники действовали точно по расписанию, как ходят поезда, нам бы с вами жилось куда легче. Что же до второго вопроса... Тссс! Вот его-то мы и ждем.

Пока Холмс говорил, в кабинете кто-то подошел к окну, заслонив ярко-желтый свет лампы. Мы лежали в кустах прямо напротив окна, не более чем в ста футах от него. Послышался скрип открываемой рамы, и мы смутно различили в проеме окна голову и плечи мужчины, вглядывавшегося во тьму. На несколько мгновений он замер неподвижно, как видно, высматривая, нет ли опасности. Затем перегнулся через подоконник, и в мертвой тишине раздался отчетливый плеск воды. Нам показалось, что он болтает в воде палкой, бывшей у него в руке. Наконец он что-то выудил из воды, протянул в окно, и на мгновение свет лампы заслонило большим круглым предметом.

– Скорее! – воскликнул Холмс. – Скорее!

Мы тут же вскочили и, разминая на ходу затекшие ноги, бросились за Холмсом, который уже перебежал мост и бешено зазвонил в колокольчик. Внутри залязгали запоры, и в дверях появился изумленный Эймс. Не говоря ни слова, Холмс несильно оттолкнул его в сторону и ринулся в кабинет. Мы следовали за ним по пятам. В кабинете был человек, которого мы выслеживали.