Шайтан-гора! Он не раз бывал там, отыскивая убежавших кобылиц. Там была не одна, а целых три шайтан-горы. Большая — отец, а поменьше — дочки. Смешные вещи там происходят. Камни там тяжелые, таких камней во всей степи не найдешь. Но самое смешное, что они липкие. Уронишь кинжал, а он, точно коровий помет, прилипает к земле. И смешно и немного страшно. Настоящий Шайтан-гора. Азналл говорит, что из этих камней варят железо для кинжалов и ружей, но Азналл — известный болтун. Ракай однажды хотел проучить лгуна, набрал полный котел камней с Шайтан-горы, развел большой костер и повесил котел над огнем. Но в это время на двух отбившихся жеребцов напала стая волков, пришлось бросить веселую затею, а второй раз как-то не собрался. А может, и правду говорил Азналл? Вахаб тоже рассказывал, что когда-то на Шайтан-горе башкиры варили железо из камней, но только то, наверное, были железные камни, а эти самые простые, только шибко тяжелые. На самой дальней горе есть густой лесок, хорошо там отдыхать и смотреть на степь. Широкая она. Река там бежит, плохонькая речка, но коней поить можно. Место хорошее, аул ставить можно. И еще говорят, что на Шайтан-горе отдыхал со своими батырами Юлаев Салаватка. Может, это и правда…
Зайтуна заглянула в лицо Ракая.
— О чем думает твоя башка?
— Зайтуна! Степь большая, всем места хватит. Пускай русские строят свой аул, что нам, пастухам, за дело.
— Мы будем жить мирно, маленько кочевать, обижать не будем никого, а ты, Зайтуна, народишь мне двадцать сыновей. Ага!
— Уй, Ракай, болтает твой язык, — Зайтуна стыдливо прикрыла лицо руками, хотя вокруг была темнота.
Резкий свист вдруг прорезал тишину ночи. Ракай хорошо знал этот звук и, как дикая кошка, прыгнул в сторону, но оступился на левую ногу. Тонкая волосяная петля упала ему на плечи и со страшной силой затянулась. Ракай упал, как убитый. Зайтуна с жалобным криком бросилась к любимому. Ломая пальцы, она пыталась ослабить впившуюся в Ракая петлю. Со всех сторон их окружили люди с горящими факелами.
Иштубай оттащил за волосы кричащую дочь.
— Унесите ее в аул! — Два жягета бросились исполнять его приказание.
— Проклятый джадит! — злобно проговорил Иштубай, наклоняясь над затихшим Ракаем. Распустите петлю! Вот так… Нет, ты еще не умрешь! Аллах карает неблагодарных по-другому.
Ракай наконец пришел в себя. Он тяжело дышал и силился порвать аркан, стягивающий ему локти.
— Несите его в аул! — приказал бай, — и приведите эту собаку Нурхан, пусть посмотрит, какого щенка вскормила своим молоком.
Спустя некоторое время Ракай лежал на земле за юртой бая. Привели плачущую Нурхан. Увидев сына, она бросилась к нему, но плеть Иштубая отбросила ее назад. Ракай рванулся, но тонкий аркан с такой силой врезался в его тело, что он глухо застонал.
— Старый шакал, зачем ты бьешь мою мать? Бей меня, если хочешь крови!
— Подожди, пастух, сейчас твой язык скажет другие слова, — спокойно ответил Иштубай. И в самом этом спокойствии было столько страшного, что стоящие рядом жягеты отводили глаза в сторону и старались не смотреть друг на друга.
— Поднимите собаку, пусть смотрит! — приказал Иштубай.
Окровавленную Нурхан поставили на ноги.
— Теперь снимите с него одежду и привяжите к кольям, — ткнул Иштубай кнутом в сторону Ракая.
Ракай, напрягая все силы, старался порвать аркан. Четыре человека навалились на него, и вскоре он оказался накрепко привязанным к четырем кольям, вбитым в землю. К месту расправы подходили хмурые башкиры. Из юрт выглядывали испуганные лица женщин. Иштубай сбросил шелковый чекмень и остался голым по пояс.
— Будь проклят аллахом! — крикнул Ракай.
Свистнула толстая ременная плеть и упала на обнаженную спину. Даже при свете факелов было видно, как сразу же вздулась красная полоса. Ракай прекратил борьбу. Он больше не старался вырвать колья, которые держали его у земли. Ему предстояло умереть страшной смертью, но последнее, что он решил — это молчать. Пусть хоть в этом бай почувствует его силу. Все чаще свистела плеть, и все больше зверел Иштубай.
— Нет, ты будешь кричать, будешь! — ревел он. Чудовищная, ни с чем не сравнимая боль затуманила мозг Ракая. Он закусил язык и потерял сознание.
— Ага-Иштубай, он уже не дышит! — сказал один из жягетов.
Иштубай опустил кнут.
— Нет, он не может умереть такой смертью. Аллах уготовил ему другую смерть, — заговорил Иштубай, и каждый, кто слышал эти слова, опускал голову. Нурхан давно уже потеряла сознание, и ее отбросили в сторону. Один из присутствующих наклонился над нею. — В-ваа! Да она подохла!
— Аллах простит ее тяжкий грех! — ответил за отца Акжегет, который стоял рядом и нетерпеливо похлопывал себя по коленке плетью.
— Завтра аллах придумает ему другую смерть, — сказал Иштубай и, отбросив кнут, пошел в юрту. Все разошлись по своим жилищам. Около бесчувственного Ракая остались двое. Они непрерывно лили ему на голову воду. Ракай слегка шевельнулся, и они, заметив это, побросали берестяные ведра и тоже ушли в юрту.