Шайтан-гора

«А разве ты один?»… — зашептал ему чей-то осторожный голос. Весь аул в долгах у Иштубая. От ночи до ночи люди работают и не могут расплатиться с проклятыми долгами. За что забили до смерти Бактимира? За то, что волки задрали в его отаре двадцать овец, а ведь старик всю жизнь работал на Иштубая и вырастил ему не одну тысячу овец. А Байсак? За что он умер такой страшной смертью? Кто украл у Иштубая его лучшего скакуна? Об этом знает только ночь и звезды. Но за коня ответил Байсак. Его привязали за ноги к хвосту лошади, и сам Иштубай скакал по степи, пока жеребец не свалился от усталости. За что такая жестокость? У кого искать защиты? Нурхан говорит, что только аллах может защитить, но Ракай даже в аллахе начал сомневаться. Больно несправедливый старик, ни о чем его не допросишься. Ракай потрогал землю, она была теплая и мягкая, как спина Каратая. Лежал, долго прислушиваясь, не раздадутся ли шаги, но ничто не нарушало тишины уснувшей степи. Где-то должен пастись Каратай. Надо бы посмотреть. При мысли, что он, быть может, в последний раз приласкает своего коня, грудь Ракая точно камень сдавил. С каким трудом он купил себе коня! Три лета и три зимы он не покладая рук трудился на богатых жягетов. Он залез в долги, чтобы прокормить Нурхан. Конь был чистых кровей, сильный и выносливый. Иштубай уже не раз посматривал на него и хвалил: «Якши жеребец, уй якши!»

Глухая злоба вдруг поднялась в душе Ракая. Ускакать в степь, пока он еще владеет своим конем, а там, что будет. Он и Зайтуну возьмет с собой, и поскачут они искать свое счастье. Можно сказать и Азналлу, он шибко хороший друг, болтать любит только, но это ничего, язык можно привязать. А Нурхан? Неужели он бросит ее на расправу Иштубаю? Да и Азналл тоже не бросит своих детей. И снова камень давит на грудь. Нет! Крепким арканом привязан юноша к родному аулу. Не вырваться ему из жадных рук Иштубая. И вдруг новая мысль ожгла Ракая. «А что, если убить Иштубая… сейчас ночь, зарезать его, как паршивую собаку. Тогда ни у кого не будет долгов, весь аул будет пить кумыс и плясать от радости». Но сильна защита Иштубая. Всю ночь не спят его верные жягеты. Прирежут!.. Да и что будет, если умрет Иштубай. У него есть сын Акжегетка, он потребует долги… Вот если бы их обоих, да еще всех богатых жягетов… но для этого нужно много людей. Всех пастухов собрать, тогда можно… И снова тоскливо становится Ракаю. Боятся пастухи Иштубая, шибко злой человек… — А ты попробуй, — шепчет Ракаю тот же голос. — Вот ты не боишься Иштубая, может, и другие не забоятся, надо слова такие найти, чтобы их уговорить.

Легкий шум травы, раздавшийся за спиной Ракая, заставил насторожиться.

Какой шайтан еще ходит по степи? Неужели опять Амина?

— Ракай, глаза мои! — Зайтуна бросилась на грудь возлюбленному и замерла.

— Пришла!..

Зайтуна вдруг заплакала.

— О чем ты плачешь, звезда моя, — ласково говорил Ракай, бережно поддерживая девушку. Все горести Ракая в одно мгновенье разбежались в разные стороны, точно вспугнутая стая рябчиков. Он снова был самым счастливым человеком в степи. Но Зайтуна все плакала, прижимаясь к его груди, и он не знал, как ее успокоить. Наконец, девушка подняла мокрое от слез лицо.

— Отец хочет… — заговорила она всхлипывая, — кочевать на юг. Он говорит, что в степь пришли худые люди, они будут резать башкир. Он говорит… что с ним пойдут только его лучшие жягеты. А тебя он не хочет брать из-за Нурхан… она старая… — И Зайтуна вновь залилась слезами. Долго еще плакала девушка. Но вот голос ее окреп, и она вновь заговорила.

— Я знаю, чего боится мой отец. У Шайтан-горы ходит много русских, Они меряют нашу землю и вбивают в нее железные палки. Урусы говорят, что будут строить большой-большой аул. И еще они говорят, что скоро в степь придет шайтан-телега вся из железа и привезет много-много людей. Акжегет был в русском ауле, я слышала, как он рассказывал отцу.

— Когда он хочет сворачивать юрты?

— Может быть, через три ночи.

Ракай задумался.