Северный Удел

Я свернул за угол, миновал пристройку и, тиская запястье, направился к сложенному из бревен длинному сараю. Широкие ворота его были раскрыты, и подвода, укрытая мешковиной, наполовину стояла под крышей. Внутри темнели остовы двух карет, к задней стене тенями лепились черные от грязи оси и рамы. На гвоздях висели ободы, дышла и кожаные ремни. Пахло дегтем. В дальнем торце темень была сплошная.

Я остановился у подводы:

– Есть кто-нибудь?

– Да, мы сейчас, – раздался голос.

Секунд тридцать спустя Огюм Терст вышел из каретной в сопровождении жандарма, видимо одного из тех, что я видел раньше с Лопатиным. Жандарм был плотно сбитый сорокалетний дядька с серьгой в ухе. Пальцы левой руки он держал колечком – прижимал большим место укола в подушечку указательного.

– Я могу идти? – произнес жандарм.

– Да, – кивнул Терст. – Извините за неверие, Архип.

– Эт понятно…

Жандарм козырнул и быстрым шагом направился к дальнему крылу дома, к мельтешащим у северных ворот мундирам.

– Ну что, Бастель, – обратился ко мне Терст, хлопнув ладонью по боковой доске подводы, – держитесь. Узнаете знакомца или нет?

С этими словами он приоткрыл мешковину.

На меня уставились мертвые глаза на худом лице. Светлая щетина на щеках и подбородке, рот раскрыт, зубы желтые. В застывшей гримасе поровну боли и удивления.

Труп уже попахивал.

К широкому вороту пехотной шинели присохла ряска. Я снял с шинели несколько тонких щепок. Каретных, лакированных.

– Пустокровник, – сказал я тихо. – Тот, из засады.

Цехинский божок опустил мешковину:

– Как вам, а? Крестьяне позавчера нашли. Жандармский ротмистр их с подводой на трупы ватажников мобилизовал. Чтоб похоронили потом на погосте. А этот лежал в болотце, где-то в полверсте, рядом, по словам крестьян, турухтаны гнездятся. Словом, заглянувши к турухтанам… На ватажника не похож, привезли так.

Я коснулся мертвеца жилками.

Пепельно-черный распадающийся рисунок был до оскомины обычен. Никаких признаков «пустой» крови. Никаких.

– В сущности, читать нечего, – сказал Терст, – но…

– Что «но»?

Полковник прищурился:

– Кое-что можно попробовать. Давайте-ка мы его куда похолоднее, – через мешковину он взял пустокровника за ноги, – хотя бы в погреб.

Я подхватил мертвеца под мышки.

Половина лица открылась – и казалось, потревоженному пехотинцу больно от каждого нашего движения.

– Он, получается, умер, – сказал я, отпихивая с пути порубленные топором ветки.

– Именно, – выдохнул Терст. – И это наш шанс.

– А труп вам зачем?

Винный погреб был открыт.

По ступенькам мы спустили пехотинца в полумрак, полный бутылей в оплетке и бочек в полтора моих роста. На некоторых еще отцовской рукой были написаны год и сорт. В два окна под невысоким сводом сеял мутный, прореженный решеткой свет.

– А труп нам, – сказал Терст, – чтобы выяснить, кто за всем этим стоит. Это что за ниша? – кивнул он на арочный проем в глубине подвала.

– Склеп, – ответил я.

– Отлично.

Мы поднесли труп к проему.

Я спиной толкнул притаившуюся во мраке створку, заскрипели петли, склеп дохнул холодом в затылок.

– Бррр, – повел плечами начальник тайной службы. – Очень кстати, бодрит. Тут где-то Ритольди?

– Да.

Я кровью зажег фонарь. Осветились неровные плиты пола и вырубленные в камне ниши по сторонам.

– Я попробую разбудить кровь, – сказал Терст.

Мы опустили труп в каморе, из которой шли вековой давности ответвления. Локти мертвеца глухо стукнули о камень.

Терст присел.

Я снял фонарь с крюка и перенес его на каменную скамью, ближе к трупу. Терст принялся освобождать пехотинца от одежды.

– Не понимаю, – сказал я. – Если «пустая» кровь исчезает, зачем было с таким боем изымать казначея из морга? Я бы все равно ничего не смог прочесть.

– Здесь вы, Бастель, неправы. Помогите-ка…

Терст приподнял мертвеца, и я выдернул из-под него шинель. Маленьким ножичком полковник разрезал на трупе рубашку, оголяя сгибы локтей, запястья, грудь и живот.

– Я перефразирую: если не было смысла читать, зачем красть? Вполне возможно, Бастель, с момента инициации Лобацкого прошло совсем немного времени, и вы могли из низкой, еще годной по давности казначеевой крови ухватить и инициатора, и место, и много чего еще. Кто бы такое допустил?

Терст с кряхтеньем пересел к ногам мертвеца.

– А здесь? – спросил я.

Терст снял с пехотинца ботинки, размотал мокрые обмотки.

– А здесь пустокровник матерый, – он качнул головой, глядя на серую ступню с загрубелой пяткой. – Не одну неделю таким бродит. А то и месяцы. Но, возможно, мы узнаем, что предшествовало его инициации.

– Вы хотите открыть память крови?

– Да, – полковник встал. – А вы мне понадобитесь нитеводом. – Он подхватил фонарь. – Пойдемте к выходу. Мне нужны иглы и немного живки.

– Значит, вы из Гебризов?

– Нет. И никогда им не был.

Из склепа мы поднялись в подвал.

– Красное вино у вас тут есть? – спросил Терст.

Фонарь покачивался в его руке. Затянутые паутиной деревянные сваи чередовались с серыми днищами поваленных на распоры бочек.

– Раньше было ассамейское, европейское…