Положеніе Касато становилось еще боле катастрофическимъ, несмотря на всю мудрость его, лукавость и возможность использовать любыя средства: не столько изъ-за того, что подпадалъ онъ подъ народную ненависть (хотя и въ меньшей мр: его боялись), сколько изъ-за грозящей и нависшей надъ нимъ возможности стать козломъ отпущенія: Имато въ качеств уступокъ народу ршилъ провести показательныя казни нсколькихъ высокопоставленныхъ чиновниковъ и нсколькихъ жрицъ. Касато, опасаясь опалы, ожесточался, порою теряя извчное внутреннее свое спокойствіе, порою – низвергаясь въ отчаяніе, всё боле и боле былъ готовъ къ ршительнымъ дйствіямъ, которыя становились для него часъ отъ часу всё боле и боле своевременными и попросту неизбжными. Когда началась очень короткая смута людей вящихъ, столь короткая, что мы не имемъ никакихъ ея подробностей, дабы описать её, смута, имвшая мсто лишь въ нсколькихъ дворцахъ недалеко отъ Кносса, Касато выказалъ себя самымъ преданнымъ царскимъ слугою: въ глазахъ царя. Казалось бы: затеплилась надежда въ сердц, взойдетъ заря надъ мглою, но…Имато въ высшей мр несвоевременно выказалъ свою медноголовость: жадничаньемъ: не послушалъ онъ Касато и не открылъ часть зернохранилищъ, дабы накормить – хлбами земными – и утихомирить, такимъ образомъ, смутьяновъ. Не послушалъ его Имато и въ слдующихъ его желаніяхъ: Касато хотлъ преобразовать устройство войска; также въ подмогу пхот Касато желалъ использовать въ сраженіяхъ конницу, не щадя коней; помимо этого Касато велъ переговоры съ Египетской державою, ожидая отъ нея помощи въ подавленіи критской смуты въ обмнъ на многочисленныхъ рабовъ (Касато, въ частности, дозволялъ, случись сему состояться, забирать египтянамъ едва ли не любыхъ изъ критскихъ рабовъ, жившихъ ли по деревнямъ или же въ многочисленныхъ дворцахъ), нкоторое количество треножниковъ и прочихъ преобильныхъ числомъ подлокъ земли критской и верховнаго Повара. – Всё это было подъ запретомъ для Касато. – Имато велъ самоубійственную политику, ведшую и его, и Критъ въ пропасть, крахъ и ночь.
Касато въ т дни былъ вн себя и не всегда могъ сіе скрыть: впервые и въ самый неподходящій моментъ царедворцу не удалось навязать свою волю царю, несмотря на вс попытки (въ ходъ шло: вино, двы, проигрыши въ кости, мнимыя самоуничиженія, шутовство, лесть, игрища, подсадная охота и рыбалка, – всё безъ проку). То было роковымъ «ршеніемъ» Имато: роковымъ въ первую очередь для него самого. Имато и въ самый роковой часъ скрывался: въ чувственныхъ сферахъ: пилъ не переставая, принималъ ванну нсколько разъ за день, спалъ большую часть дня, долго «разговаривалъ» съ любимйшею изъ своихъ обезьянъ (которыя были животными священными, божествами низшаго ранга, посредниками между богами и людьми), тщась найти отвты на мучившіе его вопросы о спасеніи критской державы, остальное время пребывалъ въ объятьяхъ двъ, а свою супругу вдругъ началъ величать Великой Матерью, падая ницъ предъ ней и ей моляся. Снадобье сіе помогало: царь чмъ дале, тмъ боле не вдалъ, что творится въ добрыхъ земляхъ…
Касато прекрасно сознавалъ: положеніе во власти опредляется не личными заслугами, наградами, званіями, не происхожденіемъ, не добротою личной, ниже личными добродтелями, но токмо однимъ: чмъ-то, чмъ онъ владлъ въ совершенств, и что, вмщая въ себя раболпство и угодничество, было всё жъ не только раболпствомъ и угодничествомъ, но чмъ-то большимъ. Что не Касато есть проводникъ воли Имато, но ровно наоборотъ, догадывались многіе, но не царь Крита, который имлъ столь же мдную голову, сколь мдными были и знаки царской его власти: ему и во сн не приснилось бы, что не онъ, но ближайшій помощникъ его руководитъ всмъ. Однако силою разраставшагося возстанія и неудачной борьбы съ нимъ, Касато, на коего была возложена борьба съ «мятежниками» (такъ называли возставшихъ во Дворц, хотя и «мятежники» или «смутьяны» о томъ вдать не вдали), опасаясь потерять благорасположеніе Имато и, какъ слдствіе, власть (или – что вроятне – попросту боясь потерять собственную жизнь), принялъ одно ршенье: низвергнуть въ небытіе царя. Касато сознавалъ: власть потеряетъ власть, ежели въ самое скорое время не принять самыхъ радикальныхъ мръ; таковой была смна династіи – дло, отродясь невиданное на добромъ Крит, но отъ того лишь боле дйственное въ дл сохраненія власти…