— Благослови тебя Господь, — благодарно произнес мистер Хейл. — Но так ли это на самом деле? Вчера было так душно, что все чувствовали себя отвратительно. Крайне неудачный день для визита мистера Доналдсона.
С этими словами он отправился по делам, отныне приумноженным подготовкой и чтением лекций для рабочих в местном лицее. В качестве темы выступления мистер Хейл выбрал церковную архитектуру — скорее в гармонии с собственным вкусом и знаниями, чем в соответствии с местом выступления и стремлением аудитории расширить познания по данному вопросу. В то же время погрязшее в долгах учебное заведение с радостью согласилось принять любой благотворительный курс такого образованного и утонченного джентльмена, как мистер Хейл.
— Итак, мама, — поинтересовался вечером мистер Торнтон, — кто принял твое приглашение на двадцать первое число?
— Фанни, где письма? Да вот они: Сликсоны, Коллинбруки, Стивенсы ответили согласием. Брауны отказались. Приедут Хейлы, только отец и дочь, миссис Хейл плохо себя чувствует. А еще будут Макферсоны, мистер Хорсфол и мистер Янг. Подумываю, не пригласить ли вместо Браунов Портеров.
— Отлично. Знаешь ли, после разговора с доктором Доналдсоном я понял, что миссис Хейл очень нездорова.
— Странно, что они приняли приглашение, если мать семейства серьезно больна, — фыркнула Фанни.
— Я не сказал, что она серьезно больна, — резко возразил Джон. — Сказал, что очень нездорова. Они могут об этом и не знать.
Внезапно ему вспомнилось, что, по словам доктора, Маргарет должна представлять истинное положение вещей.
— Возможно, они осознали, как ты вчера подчеркнул, и то преимущество, которое предоставит им — точнее, мистеру Хейлу — знакомство с такими людьми, как Стивенсы и Коллинбруки.
— Уверен, что на их решение повлиял вовсе не этот мотив. Нет! Кажется, я понимаю, в чем дело.
— Джон! — неврно, как обычно, рассмеялась Фанни. — Почему так получается, что, когда речь заходит об этих Хейлах, ты никогда не позволяешь нам высказать собственное суждение? Неужели они так уж отличаются от других?
Она вовсе не собиралась его рассердить, но даже если бы очень постаралась, то не смогла бы добиться большего успеха. Джон предпочел гневаться молча и не снизошел до ответа, зато свое авторитетное мнение высказала миссис Торнтон:
— Мне они вовсе не кажутся какими-то особенными. Мистер Хейл производит впечатление вполне достойного человека, но слишком простого для торговли. Так что хорошо, что он раньше был священником, а теперь стал учителем. Жена — утонченная, слабая здоровьем леди. А вот девушка несколько озадачивает, когда я о ней думаю. Впрочем, случается это не часто. Представляется, что ей очень важно пустить пыль в глаза — вот только не пойму, зачем и почему. Иногда даже создается впечатление, что она считает себя умнее и лучше всех. И это притом что они вовсе не богаты и, насколько могу судить, никогда таковыми не были.
— К тому же она плохо образована, мама: не играет на фортепиано.
— Продолжай, Фанни: в чем еще мисс Хейл не соответствует твоим стандартам? — резко вопросил Джон.
— Ну же, дорогой! — вступилась за дочь миссис Торнтон. — В словах твоей сестры нет ничего страшного. Я сама слышала, как мисс Хейл призналась, что не умеет играть. Если бы ты оставил нас в покое, то, возможно, мы смогли бы заметить ее достоинства и даже проникнуться симпатией.
— Вот это вряд ли! — пробормотала Фанни, поняв, что надежно защищена.
Торнтон услышал слова сестры, но опять не потрудился ответить: лишь принялся молча расхаживать по столовой, с нетерпением ожидая, когда же наконец матушка прикажет подать свечи, чтобы можно было сесть за работу — чтение или письмо — и прекратить ненужную перепалку. Ему и в голову не пришло нарушить заведенный в доме порядок: прежняя экономия навсегда врезалась в сознание.
Наконец, после долгой паузы, он собрался с духом и заговорил:
— Мама, мне бы действительно хотелось, чтобы вы изменили свое мнение о мисс Хейл.
— Почему? — удивилась миссис Торнтон. — Ты ведь не думаешь на ней жениться? У этой девушки нет ни пенни.
— Она ни за что за меня не выйдет, — мрачно усмехнулся Джон.
— Полагаю, что ты прав, — подтвердила матушка. — Она рассмеялась мне в лицо, когда я похвалила ее за то, что передала добрые слова, сказанные в твой адрес мистером Беллом. Искренность мне понравилась: во всяком случае, стало ясно, что она о тебе думает, — но спустя мгновение я рассердилась, так как она… Впрочем, неважно! Ты прав: мисс Хейл слишком много о себе понимает, чтобы принять ее всерьез. Самоуверенная гордячка! Хотелось бы знать, где она найдет себе мужа!
Если грубые слова Торнтона и ранили, то сумерки помогли это скрыть. Уже спустя минуту он подошел к матери в самом жизнерадостном расположении духа и, положив руку на плечо, проговорил: