— Поскольку я точно так же уверен в правоте твоих суждений, как и ты сама, и поскольку даже не задумываюсь о возможности сделать ей предложение, поверь на будущее, что разговоры об этой особе меня абсолютно не интересуют. Предполагаю, что девушку ждут переживания — возможно, даже горе, — и всего лишь хочу, чтобы в нужную минуту ты смогла ее поддержать.
Торнтон посмотрел на сестру.
— Полагаю, Фанни, тебе достанет деликатности понять, что мисс Хейл будет так же больно, как и мне — а может, еще больнее, — если кто-то предположит, что, попросив вас с мамой проявить к ней дружественное внимание, я руководствуюсь какими-то иными соображениями, кроме тех, которые только что высказал.
— Не могу простить ей самоуверенности: эта девушка задирает нос перед всеми нами и даже перед тобой… — возразила миссис Торнтон. — Но если ты так хочешь, то постараюсь к ней расположиться. Ради твоего спокойствия я подружилась бы даже с Иезавелью.
— Право, мама, я еще ни разу не оказался — и, надеюсь, не окажусь впредь — в зоне ее презрения.
— Да уж, воистину презрение! — выразительно хмыкнула миссис Торнтон. — Если хочешь, чтобы я проявила симпатию к мисс Хейл, то перестань о ней говорить. Когда я с ней общаюсь, непонятно, нравится она мне или нет, но когда думаю о ней и слушаю твои речи, сразу начинаю ненавидеть. Вижу, что она и с тобой держится высокомерно.
— Даже если так… — начал было Торнтон, но передумал и на миг умолк, прежде чем продолжить: — Я уже не мальчик, чтобы испугаться надменного женского взгляда или расстроиться из-за ошибочного восприятия меня самого и моего положения в обществе. Я умею над этим смеяться!
— Вот это верно! А заодно и над ее высокопарными мыслями и гордыми взглядами!
— Не могу понять, почему вы так долго обсуждаете эту особу. Я устала! — подала голос Фанни.
— Что же, — с горечью произнес Джон, — можно побеседовать о чем-нибудь более приятном. Что скажете о забастовке? Эта тема вас устраивает?
— Рабочие действительно вышли на улицу? — с живым интересом осведомилась миссис Торнтон.
— Фабрика Хампера остановилась. Мои люди дорабатывают неделю, так как боятся нарушить контракт, который я заставил каждого подписать: за самовольный уход от станка грозит штраф.
— Расходы на юристов окажутся выше, чем стоят все эти неблагодарные ничтожества, вместе взятые! — презрительно фыркнула матушка.
— Точно. Но зато я бы доказал им, что умею держать слово и от них требую того же. Они меня уже знают. Люди Сликсона бросили работу: понимают, что он не станет тратить деньги на судебные издержки. Так что, мама, забастовка неминуема.
— Надеюсь, заказов не очень много?
— Напротив, очень много. И рабочие это знают. Однако, хоть и считают себя невероятно умными, многого не учитывают.
— О чем ты, Джон?
Наконец-то принесли свечи. Фанни уселась за свою вечную вышивку, но вскоре принялась зевать, время от времени откидываясь на спинку кресла и бессмысленно глядя в пространство.
— О том, что американцы настолько заполнили рынок своей продукцией, что наш единственный шанс — удешевление производства. В ином случае можно закрывать фабрики и отправляться восвояси, причем всем: и рабочим и хозяевам. И все же эти недоумки требуют сохранить им жалованье, которое получают уже три года. Некоторые ссылаются на оплату труда у Дикинсона, хотя отлично знают, что с бессовестными штрафами и прочими позорными уловками реальная оплата получается меньше нашей. Честное слово, мама, жалею, что не действуют старые законы против профсоюзов. Слишком тяжело сознавать, что дураки — невежественные, распущенные бездельники — объединяют свои пустые головы и начинают распоряжаться состоянием тех, кто отдал делу знания, опыт, мудрость и душевные силы. А дальше случится вот что (мы как раз бодро шагаем в эту сторону): хозяевам фабрик придется снять шляпы перед председателем союза ткачей и униженно попросить вернуть рабочих в цеха, пообещав выполнить их условия. Вот чего они добиваются, те, кому не хватает ума понять, что если здесь, в Англии, мы не получим достойной доли прибыли за свои труды и заботы, то попросту переведем производство в какую-то другую страну. К тому же, учитывая внутреннюю и внешнюю конкуренцию, в ближайшие годы нам вряд ли удастся добиться чего-то большего, чем умеренный доход, так что надо привыкать довольствоваться малым.
— А разве нельзя привезти рабочих из Ирландии? Я бы не стала держать бунтовщиков ни единого дня. Сразу дала бы им понять, что господин имеет право нанимать слуг по собственному усмотрению.
— Да, разумеется, такое право у меня есть, и, если горячие головы не успокоятся, я им воспользуюсь. Не обойдется без препятствий, расходов и, боюсь, даже сопротивления, но я все равно не сдамся.
— Если потребуются дополнительные расходы, званый обед окажется не к месту. Жалею, что мы его затеяли.