Север и Юг

— Нет, не то чтобы пьет, — ответила девушка тем же возбужденно-сердитым тоном, — но только представьте: наверное, у вас, как и у всех других, тоже случаются дни, когда хочется чего-то нового. Хотя бы небольшого толчка. Сама я в таких случаях когда-то ходила за хлебом в другую булочную — просто потому, что не могла больше жить с прежним видом из окна, прежним шумом в ушах, прежним вкусом во рту и прежними мыслями (точнее, их отсутствием) в голове. День за днем, до бесконечности. Даже жалела, что не родилась мужчиной, потому что им позволено ездить по другим городам в поисках работы (хотя это не больше, чем ловушка). А отец, как все мужчины, наверняка устал от однообразия еще больше, чем я. Что же ему делать? Разве можно винить человека за то, что он хочет немного разогнать кровь и увидеть вещи, которых нет в обычной жизни: картины, зеркала, украшения? Но пьяницей отец никогда не был, хотя порой и теряет чувство меры.

Девушка вздохнула и печально добавила:

— Вот только беда в том, что во время забастовки рабочие сталкиваются со множеством трудностей, хотя поначалу все кажется ясным и полны надежд. А где искать утешения? Они впадают в гнев и отчаяние — так всегда случается, — а потом устают от этого состояния и необдуманно совершают поступки, о которых потом сами жалеют. Благослови Господь ваше милое сочувственное личико, но вы еще не знаете, что такое забастовка!

— И все же, Бесси, — мягко возразила Маргарет, — не стану говорить, что ты преувеличиваешь, поскольку действительно мало знаю, но, возможно, из-за болезни смотришь на происходящее только с одной, темной стороны, а ведь есть еще и другая — светлая.

— Вам хорошо так говорить, ведь всю свою жизнь вы провели в приятном зеленом уголке, не зная ни нужды, ни печали, ни злобы, ни грехов.

— Остерегись! Не руби с плеча! — вспыхнула от праведного гнева Маргарет. — Сейчас я вернусь домой, а там тяжело больная матушка, которую из оков страданий вызволит только смерть, но мне придется спокойно и с улыбкой разговаривать с отцом, потому что он не подозревает о ее состоянии, и его необходимо подготовить к удару. Единственный, кто способен разделить мое горе и помочь, чье присутствие утешило бы матушку больше всего на свете, несправедливо обвинен в преступлении, и если вернется на родину, чтобы попрощаться с умирающей, будет схвачен и казнен. Об этом не знает ни один человек в Милтоне, а возможно, и во всей Англии. Я говорю только тебе, Бесси, и умоляю сохранить тайну. Это я-то не знаю печали, потому что не хожу в лохмотьях и не голодаю? Ах, Бесси, Господь мудр и справедлив, а потому соразмеряет наши судьбы, сознавая горечь испытаний.

— Простите, — потупилась Бесси. — Порой, вспоминая свою жизнь, я думаю, как мало радости видела, и начинаю верить, что, наверное, умру, убитая упавшей с небес звездой. «И звезда та зовется Полынью; и треть всех вод стала горькой; и люди умерли от этой горечи». Мы легче терпим боль и печаль, если знаем, что страдания давным-давно предсказаны: тогда нам кажется, что страдания посланы во имя искупления, — а иначе все впустую.

— Только подумай, Бесси! — воскликнула Маргарет. — Бог никогда не причиняет боль намеренно. Не уделяй предсказаниям так много внимания, а лучше читай в Библии понятные главы.

— Согласна — так было бы мудрее, но где же тогда услышать грандиозные обещания, рассказы о светлой обители, совершенно непохожей на наш ужасный мир и наш ужасный город, как не в Апокалипсисе? Множество раз я повторяла вслух стихи седьмой главы просто ради их звучания. Красиво, как музыка, и совсем не похоже на жизнь. Нет, ни за что не откажусь от Апокалипсиса. Он приносит больше утешения, чем другие части великой книги.

— Тогда позволь мне как-нибудь почитать мои любимые страницы.

— Конечно, — с готовностью согласилась девушка. — С удовольствием послушаю. Может, и отец будет рад, а то мои разговоры, которые, как он считает, не имеют ничего общего с реальной жизнью, ему уже надоели.

— А где твоя сестра?

— На фабрике, режет и пакует фланель. Я очень не хотела ее отпускать, но ничего не поделаешь: жить как-то надо, ведь профсоюз выделяет крохи.

— Что же, пойду, пожалуй. Ты мне очень помогла. Спасибо, Бесси.

— Я? Да чем же?

— Пришла я сюда в глубокой печали, в полной уверенности, что нет в мире никого несчастнее меня, но услышала, что ты терпишь страдания годами, и почувствовала себя сильнее.

— Слава богу! Всегда думала, что добро творят только богачи, а теперь буду гордиться, что и мне удалось сделать что-то хорошее.

— Да, вот так и бывает: задумаешь совершить добрый поступок, да не тут-то было, а потом нечаянно сделаешь что-то хорошее и сама удивишься.

— Вы не похожи ни на кого из моих знакомых. Не понимаю, кто вы такая.

— Да я и сама не знаю. До свидания!

Бесси перестала раскачиваться и задумчиво посмотрела гостье вслед и подумала: