Север и Юг

Николас вынул трубку изо рта, встал, предложил свое место гостье, а сам облокотился о камин.

Маргарет спросила о здоровье Бесси.

— Настроение неважное, а самочувствие лучше, — ответил Николас. — Очень не любит забастовки, считает, что любой ценой надо сохранять мир и покой.

— При мне это уже третья забастовка, — вздохнула Бесси, как будто этот ответ все объяснял.

— Третий удар — решающий. Вот увидите, обязательно добьем хозяев. Сами прибегут и попросят вернуться на наших условиях. Вот и все. Раньше у нас ничего не получалось, но сейчас все спланировано как надо.

— Зачем вы бастуете? — спросила Маргарет. — Забастовка — это прекращение работы ради получения более высокого жалованья. Верно? Не удивляйтесь моему невежеству. Там, откуда я приехала, о забастовках не слышали.

— Хотелось бы мне там оказаться, — грустно заметила Бесси. — Но мне не пристало жаловаться: это последняя забастовка на моем веку. Не успеет она закончиться, как я окажусь в величественном городе — святом Иерусалиме.

— Мечтает только о будущем — о настоящем и слышать не хочет. Зато мне приходится стараться в поте лица. По-моему, синица в руке лучше журавля в небе. Так что по поводу забастовки наши мнения расходятся.

— Но если бы в тех краях, откуда я приехала, начались забастовки, то сено так и осталось бы на лугах, урожай сгнил бы в полях, а семена испортились в закромах.

— И?.. — вопросительно произнес Хиггинс, снова засовывая в рот трубку.

— Что стало бы с фермерами? — уточнила Маргарет.

Хиггинс выпустил кольцо дыма.

— Полагаю, им пришлось бы или продать фермы, или повысить рабочим жалованье.

— Предположим, второй вариант для них по той или иной причине неприемлем, а продать фермы вот так, сразу, невозможно, как бы они того не желали. Стало быть, в этом году у них уже ни сена, ни урожая. Откуда же возьмутся деньги, чтобы платить рабочим на будущий год?

Хиггинс долго молчал, попыхивая трубкой, и наконец проговорил:

— Не знаю, как обстоят дела у вас на юге. Слышал, что люди там слабые, хилые: не видят, когда их обманывают, и чуть что, сразу умирают. Мы здесь совсем другие: быстро понимаем, если кто захочет обвести вокруг пальца, — и готовы стоять до конца. Решительно бросаем станки и заявляем: «Ты, хозяин, можешь нас убить, но обмануть не удастся!» И в этот раз, черт возьми, у них ничего не получится!

— Если бы я могла жить на юге! — мечтательно вздохнула Бесси.

— Там тоже жизнь не сахар, — возразила Маргарет. — Всюду свои печали. Людям приходится работать от темна до темна, а еды, чтобы подкрепить силы, у них мало.

— Зато там чистый воздух, — сказала Бесси, — нет этого ужасного, несмолкающего шума и несносной духоты.

— Выходить в поле приходится в любую погоду: и в дождь, и в холод, и в зной. Молодые могут это выдержать, но с возрастом становится все труднее: ревматизм и другие болезни раньше времени отнимают силы, — и все же люди вынуждены или продолжать тяжкий труд, или идти в работный дом.

— Мне казалось, вы преданы своему югу, — заметил Николас.

— Так и есть, — с улыбкой согласилась Маргарет, признавая собственную непоследовательность. — Просто хочу сказать, Бесси, что повсюду есть как хорошее, так и плохое, да и проблем хватает.

— Говорите, на юге никогда не бастуют? — неожиданно спросил Николас.

— Нет! — решительно ответила Маргарет. — Наверное, там у рабочих больше рассудительности.

— А по-моему, — запальчиво возразил, яростно выколачивая из трубки пепел, Николас, — дело не в большом уме, а в трусости.

— Ах, папа! — воскликнула Бесси. — Чего вы добьетесь своей забастовкой? Вспомни первую — когда умерла мама. Как мы тогда голодали, особенно ты! Но ничего не вышло: почти все вернулись на свои места за прежнее жалованье, а те, кто не пожелал, умирали с голоду или ходили с протянутой рукой.

— Да, — согласился мистер Хиггинс, — ту забастовку плохо организовали: за дело взялись дураки и предатели, — но в этот раз будет иначе.

— Однако вы до сих пор так и не сказали, чего требуете, — настойчиво повторила Маргарет.

— Понимаете, несколько фабрикантов договорились снизить жалованье, которое платили два последних года, чтобы увеличить свои доходы. Вышли к нам и заявили, что мы должны согласиться получать меньше, но мы этого не потерпим: откажемся работать и посмотрим, что они тогда скажут. Лучше с голоду умрем! Хотят убить гусыню, что несет золотые яйца? На здоровье!

— Значит, готовы умереть, лишь бы доказать свою правоту?

— Нет, — решительно возразил Николас. — Готов умереть, но не сдаться. Почему для солдата это доблесть, а для бедного ткача — нет?

— Но солдат погибает на поле боя, защищая других людей.

Хиггинс мрачно рассмеялся: