Север и Юг

«Ах, боже, боже! Что за ужас! Как это вынести? Безнадежная, смертельная болезнь. Зачем только я поехала к тетушке Шоу, когда нужно было эти несколько драгоценных лет провести с мамой! Бедняжка! Как много боли она уже вытерпела! Прошу тебя, Господи, облегчи ее страдания. Хватит ли у меня сил? Хватит ли мудрости, чтобы успокоить папу? Пока нельзя ничего ему говорить. Не все сразу. Горе убьет его. Но больше я ни на минуту не расстанусь с моей дорогой, любимой матушкой!»

Она бросилась наверх. Диксон в комнате не оказалось, а матушка полулежала в кресле, укутанная в мягкую белую шаль, в красивом кружевном чепце — видимо, ожидала, что доктор зайдет еще раз. Лицо слегка порозовело, а усталость после осмотра придала чертам умиротворенное выражение. Странное спокойствие удивило.

— Маргарет, как странно ты выглядишь! — воскликнула миссис Хейл, но тут же поняла, в чем дело, и недовольно осведомилась: — Надеюсь, ты не задавала доктору Доналдсону лишних вопросов?

Маргарет ничего не ответила, только посмотрела с откровенной тоской, и миссис Хейл рассердилась еще больше:

— Он ведь не сказал тебе…

— О, мама, сказал: я заставила, так что во всем вини меня! — воскликнула Маргарет и, опустившись на колени возле кресла, сжала материнскую ладонь, хотя миссис Хейл и попыталась вырвать руку.

— Маргарет, ты поступила неправильно. Я не хотела, чтобы ты узнала.

Матушка наконец оставила попытки высвободить руку, и дочь покрыла поцелуями и омыла горячими слезами слабые пальцы. Спустя некоторое время Маргарет осмелилась заговорить:

— Ах, мама! Позволь за тобой ухаживать. Всему, что необходимо, научусь у Диксон. Я твоя дочь, а потому имею право оставаться рядом.

— Сама не знаешь, о чем просишь, — вздрогнув, ответила миссис Хейл.

— Знаю. Знаю куда больше, чем ты думаешь. Позволь стать твоей сиделкой. Разреши хотя бы попробовать. Никто и никогда не старался так, как буду стараться я. Доверься мне, прошу. Подари утешение!

— Моя бедная девочка! Что же, попробуй. Понимаешь, Маргарет, мы с Диксон решили, что ты отвернешься от меня, едва узнаешь…

— Диксон решила! — с презрением повторила Маргарет. — Диксон отказала мне в праве на дочернюю любовь. Еще бы преданность присуща только ей! Должно быть, считает меня одной из тех неженок, которые весь день лежат на розовых лепестках под шелковым балдахином. Умоляю, больше не позволяй ее фантазиям нас разделять!

— Не сердись на Диксон, — взволнованно попросила миссис Хейл, и Маргарет тут же взяла себя в руки.

— Хорошо, не буду. Если разрешишь остаться рядом, научусь вести себя кротко и делать все, что нужно. Только позволь быть первой в очереди — вот чего я жажду. Пока жила у тетушки Шоу, постоянно боялась, что ты меня забудешь, и каждый вечер засыпала в слезах.

— А я все думала, как после роскоши и комфорта Харли-стрит ты воспримешь нашу жалкую бедность и самодельные приспособления, и оттого боялась твоего возвращения больше, чем визитов кого-то из посторонних.

— Ах, мама! Мне так все нравилось дома! Там было намного интереснее, чем на чопорной Харли-стрит! Полки из гардероба, которые в торжественных случаях превращались в подносы! Старые чайные коробки, набитые тряпками, покрытые и превращенные в оттоманки! То, что ты называешь самодельными приспособлениями, составляло истинное очарование жизни в Хелстоне.

— Я больше никогда не увижу Хелстон, — проговорила миссис Хейл со слезами на глазах, а поскольку Маргарет не нашлась с ответом, продолжила: — Пока жила там, постоянно стремилась уехать. Казалось, что хуже места в Англии нет. И вот теперь должна умереть далеко-далеко. Что же, справедливое возмездие за неблагодарность…

— Не говори так! — перебила ее Маргарет. — Доктор сказал, что ты вполне еще можешь пожить… Ах, мама! Давай вместе поедем в Хелстон!

— Ни за что! Я должна понести наказание. Но Фредерик!

Едва имя сына слетело с уст, миссис Хейл разрыдалась, словно в агонии. Мысль о первенце мгновенно лишила ее воли, нарушила спокойствие, победила усталость. Истеричные рыдания то и дело прерывались судорожными возгласами:

— Фредерик! Фредерик! Приди ко мне. Я умираю. Мой дорогой мальчик, дай увидеть тебя в последний раз!

Стенания грозили перейти в нервный припадок. Маргарет в ужасе распахнула дверь и принялась звать Диксон. Горничная прибежала, запыхавшись, и сразу обвинила молодую госпожу в том, что та утомила и взволновала матушку. Маргарет кротко стерпела нотацию, думая лишь об одном, чтобы не вернулся отец. Несмотря на излишнюю тревогу, без единой попытки оправдаться, она быстро и ловко выполнила все распоряжения Диксон, чем заслужила снисхождение. Вдвоем они уложили больную в постель, и Маргарет посидела рядом, пока та не уснула. Спустя некоторое время Диксон позвавла ее в гостиную выпить кофе, который сама приготовила, и с недовольным видом заявила:

— Незачем было любопытствовать, мисс, тогда не пришлось бы раньше времени расстраиваться и суетиться. А время настанет скоро. Теперь вы скажете господину, и что же прикажете делать с вами обоими?