Север и Юг

— Ваша дочь глубоко запала мне в сердце. Берегите это драгоценное создание, слишком изысканное для суетного Милтона и достойное лишь глубокомысленного Оксфорда. Я говорю о городе, а не о мужчинах. Пока я не вижу для нее подходящей пары, но как только найду, сразу пришлю этого молодого человека к вашей прекрасной леди — как в сказках «Тысячи и одной ночи» джинн отправил принца Каралмазана к принцессе Будур.

— Умоляю вас этого не делать: вспомните об ужасных последствиях. К тому же я не смогу обойтись без дочери.

— Что же, пожалуй, верно: пусть лет через десять нянчит двух немощных стариков. Серьезно, Хейл! Вам обоим надо уехать из Милтона. Несмотря на мои прежние рекомендации, этот город совершенно вам не подходит. Если решитесь на переезд, я проглочу все сомнения и поселюсь в колледже, а вы с Маргарет сможете занять мой дом. Станете светским викарием и избавите меня от многих хлопот. Днем Маргарет будет заниматься хозяйством в духе деревенской леди Баунтифул[7], а вечерами читать нам вслух, пока не задремлем. Лично меня такая жизнь вполне бы устроила. Что скажете?

— Ни за что! — твердо возразил мистер Хейл. — Я сам сделал свой выбор и оплатил его страданиями. Останусь здесь до конца своих дней, чтобы лечь в могилу рядом с женой.

— Не собираюсь отказываться от своего плана, но больше не буду вас тревожить. Где же наша жемчужина? Идите сюда, Маргарет, и поцелуйте на прощание старого дядюшку. Не забывайте, что у вас есть верный друг, всегда готовый помочь в меру сил. Вы — мое дитя, Маргарет. Помните об этом, и да благословит вас Господь!

Мистер и мисс Хейл вернулись к прежней тихой, монотонной жизни. Уже не было больной жены и матери, чтобы заботиться, тревожиться и надеяться. Даже Хиггинсы, так долго привлекавшие пристальное внимание, внезапно выпали из круга непосредственных интересов. Дети Бучера, после смерти матери оставшиеся круглыми сиротами, отныне перешли на попечение Мэри Хиггинс, и время от времени Маргарет их навещала. Две семьи поселились в одном доме. Старшие дети пошли в школу, а за младшими, пока Мэри работала, следила добрая соседка, чей здравый смысл удивил Маргарет в день смерти Джона Бучера. Разумеется, за помощь ей платили. В неустанной заботе об осиротевших детях Николас неожиданно проявил трезвость суждений и ясность мысли, ничем не напоминавшие прежние эксцентричные поступки. Он так много работал, что зимой Маргарет редко его видела, а когда заставала дома, тот с недовольством воспринимал любое напоминание об отце детей, которых так искренне и великодушно принял. О мистере Торнтоне Хиггинс говорил с трудом.

— Признаться, хозяин меня озадачивает. В нем как будто живут два человека. Один — тот, которого я давно знаю, — деспот с головы до ног, а во втором нет ни унции выскомерия. Как эти двое сосуществуют в одном теле, непонятно, но я не сдамся. Сейчас он часто сюда приходит, вот почему я увидел человека, а не фабриканта. Догадываюсь, что удивляю его ничуть не меньше, чем он меня. Сидит, слушает и смотрит, как будто я диковинный зверь, привезенный из далекой страны. Только меня не испугаешь: он видит, что в своем доме я ничего не боюсь, — так что говорю порой такое, что ему полезно услышать, пока еще молод.

— Разве он вам не отвечает? — спросил мистер Хейл.

— Не могу сказать, что преимущество целиком на его стороне. Я тоже кое-чему его научил. Порой вдруг говорит что-нибудь резкое, на первый взгляд неприятное, но потом, когда подумаешь, понимаешь, что так оно и есть. Обещал прийти сегодня, чтобы позаниматься с детьми. Ему не нравится, как их учат, хочет сам попробовать.

— И что же они?.. — начал было мистер Хейл, но Маргарет тронула за руку и показала на часы:

— Уже почти семь. Темнеет рано. Пойдем, папа.

Она с трудом дышала, пока они не отошли на почтительное расстояние от дома, а немного успокоившись, пожалела о том, что поспешила. Сейчас они очень редко встречались с мистером Торнтоном. Если он собирался навестить Хиггинса, в память о старой дружбе можно было бы его дождаться.

Да, он приходил теперь очень редко, да и то лишь с сухой холодной целью: изучать классическую литературу. Мистер Хейл болезненно воспринял внезапное охлаждение молодого друга к наследию Древней Греции, которое еще недавно вызывало живой интерес. Все чаще в последний момент от мистера Торнтона приходила торопливая записка с сообщением, что очень занят и вынужден пропустить урок. Хоть появились и другие ученики, ни один из них так и не смог занять в сердце наставника место первого, самого умного и самого любимого питомца. Мистер Хейл тяжело переживал внезапный разрыв столь дорогой его сердцу дружбы и часто сидел без дела, погрузившись в грустные размышления и напрасно пытаясь постичь причину горьких изменений.

Однажды, когда Маргарет, как обычно, устроилась возле отца с рукоделием в руках, тот испугал ее неожиданным вопросом:

— Тебе никогда не казалось, что мистер Торнтон к тебе неравнодушен?