Читаем Север и Юг полностью

— Не знаю, как воспринимать вашу реплику: то ли как комплимент, то ли, напротив, как порицание. Был бы рад считать себя представителем Оксфорда с его красотой, ученостью и древней гордой историей. Что скажете, Маргарет? Я имею право гордиться?

— К сожалению, ничего не знаю про Оксфорд, но между представлением о городе и представлением о его жителях есть разница.

— Совершенно верно, дорогая. Теперь вспоминаю, что утром вы выступали против меня, активно защищая Милтон с его промышленностью.

Маргарет перехватила удивленный взгляд мистера Торнтона и с раздражением представила, какие выводы он сделает из рассуждений мистера Белла. Профессор тем временем продолжал:

— Ах, с каким удовольствием я показал бы вам нашу Хай-стрит или Радклиф-сквер! О колледжах не говорю, тем самым освобождая мистера Торнтона от необходимости называть фабрики в качестве красот Милтона. Не забывайте, что сам я отсюда, поэтому имею право критически относиться к родным местам.

Тирада профессора возмутила Торнтона значительно серьезнее, чем можно было бы ожидать. Шутить совсем не хотелось. В другое время он с удовольствием выслушал бы безвкусное брюзжание по поводу родного города, жизнь которого разительно отличалась от той, к которой мистер Белл привык, но сейчас он почувствовал себя до такой степени уязвленным, что бросился защищать позицию, на которую всерьез никто не нападал.

— Никто и не пытается провозглашать Милтон образцом красоты.

— Должно быть, с точки зрения архитектуры? — лукаво уточнил мистер Белл.

— Прежде всего! Мы слишком заняты, чтобы заботиться о поверхностных внешних впечатлениях.

— Не называйте внешние впечатления поверхностными, — мягко посоветовал мистер Хейл. — Они воздействуют на нас непрестанно, с первых дней жизни и до последнего вздоха.

— Минуточку, — возразил Торнтон. — Вспомните о том, что мы не греки, для которых красота составляла смысл жизни. С ними мистер Белл вполне мог бы рассуждать о жизни в постоянном досуге и безмятежном наслаждении, значительную долю которого они постигали посредством органов чувств. Не собираюсь ни осуждать, ни подражать, но во мне течет тевтонская кровь: в этих краях она осталась почти чистой. Мы сохранили не только язык тевтонов, но и значительную часть их духа. Жизнь для нас — время не для наслаждения, а для труда, напряжения душевных и физических сил. Слава и красота берут начало во внутренней мощи, позволяющей преодолевать сопротивление материала и другие, более значительные препятствия. Здесь, в Даркшире, мы сохраняем и другие свойства тевтонской натуры: не принимаем законов, созданных для нас чужаками; хотим сами распоряжаться своей судьбой и не терпим постороннего вмешательства в наши дела посредством слабого законодательства; отстаиваем право на самоуправление и отрицаем централизацию.

— Иными словами, мечтаете о возвращении средневековой Гептархии, то есть Семи королевств, чем заставляете меня отменить сказанные утром слова о том, что жители Милтона не почитают прошлое. Вы — истовые поклонники бога Тора.

— Если мы не почитаем прошлое так, как это делаете в Оксфорде вы, то исключительно потому, что хотим найти то, что непосредственно применимо к настоящему. Прекрасно, когда изучение прошлого ведет к предвидению будущего, но в современных условиях важнее, чтобы опыт помогал в самых неотложных и насущных делах, чреватых множеством трудностей. Наше будущее зависит от решения сегодняшних проблем. Мудрость прошлого должна помочь в настоящем. Но нет! Об Утопии люди говорят куда легче и охотнее, чем о завтрашних обязанностях, а когда эти обязанности за них выполняют другие, с готовностью кричат: «Позор!»

— И все же не понимаю, что вы имеете в виду. Снизойдут ли жители Милтона до того, чтобы передать свои трудности Оксфорду? Вы еще не испытали наших сил.

Торнтон рассмеялся:

— Полагаю, я говорю о наших недавних проблемах, а думаю о забастовках, так мучительно потрясших город и подорвавших производство. И все же последнюю забастовку, из-за которой я до сих пор несу убытки, можно назвать респектабельной.

— Респектабельная забастовка! — воскликнул мистер Белл. — Можно подумать, вера в Тора далеко вас завела!

Маргарет не столько видела, сколько чувствовала, как огорчают мистера Торнтона постоянные попытки обратить в шутку тему, которую сам он считал крайне серьезной, поэтому попыталась увести разговор в более безопасную сторону. Какой смысл обсуждать вопрос, который одному из собеседников кажется далеким и абстрактным, в то время как другой принимает его слишком близко к сердцу?

— Эдит пишет, что на Корфу цветной ситец лучше и дешевле, чем в Лондоне, — подумав, нашла способ сменить тему Маргарет.

— Неужели? — отозвался отец. — Полагаю, это одно из свойственных твоей кузине преувеличений. Ты уверена, дочка?

— Уверена, что она это написала, папа.

— В таком случае я уверен в факте. Дорогая Маргарет, я настолько высоко ценю твою искренность, что в моем понимании она гарантирует достойный характер кузины. Никогда не поверю, что твоя близкая родственница способна на преувеличения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Тяжелые сны
Тяжелые сны

«Г-н Сологуб принадлежит, конечно, к тяжелым писателям: его психология, его манера письма, занимающие его идеи – всё как низко ползущие, сырые, свинцовые облака. Ничей взгляд они не порадуют, ничьей души не облегчат», – писал Василий Розанов о творчестве Федора Сологуба. Пожалуй, это самое прямое и честное определение манеры Сологуба. Его роман «Тяжелые сны» начат в 1883 году, окончен в 1894 году, считается первым русским декадентским романом. Клеймо присвоили все передовые литературные журналы сразу после издания: «Русская мысль» – «декадентский бред, перемешанный с грубым, преувеличенным натурализмом»; «Русский вестник» – «курьезное литературное происшествие, беспочвенная выдумка» и т. д. Но это совершенно не одностильное произведение, здесь есть декадентство, символизм, модернизм и неомифологизм Сологуба. За многослойностью скрывается вполне реалистичная история учителя Логина.

Фёдор Сологуб

Классическая проза ХIX века