Север и Юг

Торнтон твердо решил не спрашивать матушку о результатах нравоучительной беседы с мисс Хейл, поскольку знал, что в восприятии достойной леди сцена приобретет особую окраску, и не сомневался, что ее рассказ не вызовет ничего, кроме досады и раздражения. Больше того, он избегал любого упоминания о мисс Хейл, но в то же время, несмотря на ревность, осуждение и отчуждение, по-прежнему страстно ее любил и не мог совладать с чувством: постоянно думал и мечтал о ней одной, представлял, как она идет навстречу танцующей походкой, широко раскинув руки, с веселым взглядом и легкой улыбкой. Фантазия очаровывала и в то же время заставляла мучительно страдать. Волшебная фигура Маргарет, полностью лишенная характера, словно злой дух украл оболочку, настолько глубоко отпечаталась в воображении, что, проснувшись, Торнтон не мог отделить одно от другого. Неприязнь к личности лишала притягательности даже редкую красоту. И все же гордость не позволила признать собственную слабость и полностью отказаться от встреч.

Торнтон решил не искать общества мисс Хейл, но и не избегать возможных контактов. Пытаясь убедить себя в способности контролировать порывы, сегодня днем он специально затягивал каждое дело, двигался нарочито медленно и лениво, и в итоге в дом мистера Хейла явился только в девятом часу вечера. Прежде всего предстояло встретиться в кабинете с мистером Беллом и решить важные деловые вопросы. А когда согласие было успешно достигнуто и больше ничто не мешало подняться наверх, неторопливый оксфордский профессор уселся в кресло возле камина и принялся разглагольствовать на отвлеченные темы. Торнтон ни словом не обмолвился о желании изменить положение в пространстве: лишь молча злился, мысленно называя мистера Белла самым нудным собеседником на свете. Но и тот в долгу не остался и — также мысленно — вернул комплимент, охарактеризовав мистера Торнтона как самого нелюбезного и неразговорчивого типа из всех, кого доводилось встречать на жизненном пути, к тому же лишенного ума и хороших манер. Наконец донесшийся из гостиной оживленный разговор напомнил о существовании хозяев дома, и джентльмены направились к ним. Маргарет стояла посреди комнаты с раскрытым письмом в руке и живо обсуждала с отцом его содержание, однако, едва завидев гостей, тут же убрала листок в секретер. Обостренное восприятие Торнтона позволило уловить несколько слов, обращенных мистером Хейлом к мистеру Беллу:

— Письмо Генри Леннокса вселило надежду.

Мистер Белл понимающе кивнул, а когда Торнтон взглянул на мисс Хейл, та покраснела и запылала как роза. Возникло почти непреодолимое желание немедленно выйти из дома и больше никогда сюда не возвращаться.

— Нам показалось, — заметил мистер Хейл, — что вы решили последовать совету Маргарет: каждый попытался обратить собеседника в свою веру, — поэтому так долго просидели в кабинете.

— Значит, представили, что от каждого из нас не останется ничего, кроме точки зрения — вроде хвостов от котов из Килкенни[6], — с улыбкой парировал профессор. — Как по-вашему, чья точка зрения отличается особой живучестью?

Торнтон не понимал смысла диалога, но считал ниже своего достоинства спросить, о чем идет речь, и мистер Хейл вежливо ввел его в курс дела:

— Видите ли, не далее как сегодня утром мы с дочерью обвинили мистера Белла в свойственном Оксфорду средневековом фанатизме, проявляющемся в предвзятом отношении к родному городу, и Маргарет предположила, что ему было бы полезно пообщаться с милтонскими промышленниками.

— Прошу прощения! — возразил мистер Белл. — Мисс Хейл высказала мнение, что промышленники выиграли бы от общения с профессорами из Оксфорда. Разве не так, Маргарет?

— Насколько помню, я сделала вывод, что обмен мнениями заинтересовал бы и тех и других. Вот только мысль принадлежала не столько мне, сколько папе.

— Судя по всему, мистер Торнтон, сидя в кабинете, нам следовало воспитывать друг друга, а не обсуждать исчезнувшие семейства Смит и Гаррисон, — подхватил мистер Белл. — Что же, я готов немедленно исполнить свою роль. Хотелось бы знать, когда вы, обитатели Милтона, собираетесь жить. Все ваше существование выглядит как сбор материала для будущего блаженства.

— Полагаю, под жизнью вы подразумеваете наслаждение.

— Да, наслаждение. Не стану уточнять, какое именно, так как обыкновенное удовольствие вряд можно считать наслаждением.

— В таком случае, следовало бы дать определение наслаждению.

— Извольте! Наслаждение досугом; наслаждение властью и влиянием, которое приносят деньги. Все вы стремитесь к деньгам. Зачем они вам?

— Право, не знаю, — пожал плечами Торнтон после долгого молчания, — но лично я стремлюсь не к деньгам.

— Тогда к чему же?

— О, это серьезный вопрос. Чтобы ответить, придется открыть душу нараспашку. Боюсь, я пока к этому не готов.

— Нет! — пришел на помощь мистер Хейл. — Давайте не будем переходить на личности. Каждый из вас достаточно индивидуален и ярок, чтобы представлять свой город.