Север и Юг

Подходя к дому миссис Бучер, Торнтон увидел, как оттуда вышла Маргарет. Она его не заметила, и он несколько ярдов шел следом, восхищаясь легкой изящной походкой и высокой стройной фигурой. Внезапно на него нахлынула волна ревности. Захотелось остановить ее и выяснить, как она поведет себя теперь, когда узнает, что ему известно о других отношениях. Хотелось рассказать также — правда, этого желания Торнтон стыдился, — что оправдал ее надежды и исправил совершенную утром ошибку. Чтобы не передумать, он ускорил шаг, догнал ее и окликнул. Маргарет вздрогнула от неожиданности.

— Позвольте сообщить, мисс Хейл, во избежание очередного разочарования, что принял Хиггинса на работу.

— Рада слышать, — отозвалась она холодно.

— Он сказал, что передал вам мои слова…

— О том, что женщинам не стоит совать нос куда не следует? Конечно. Вы имели полное право выразить собственное мнение, тем более что оно совершенно справделиво. Однако, — добавила Маргарет уже гораздо эмоциональнее, — Хиггинс не передал вам всей правды.

Слово «правда» напомнило ей о собственной лжи, и она смущенно умолкла. Поначалу Торнтон не понял почему, но потом вспомнил, что и сам не признался, что был в тот вечер на станции, и тут же изменил тон разговора:

— «Всей правды»! Да кто сейчас говорит чистую правду? Начинаю терять надежду. Мисс Хейл, не желаете ли объясниться? Вы не можете не догадываться, о чем я думаю.

Маргарет молчала, раздумывая, как все объяснить, не навредив Фредерику, и Торнтон не выдержал:

— Нет, не смею продолжать расспросы, чтобы не вводить в искушение. Поверьте: ваша тайна в полной безопасности, — но позвольте заметить, что подобная неосторожность крайне опасна. Говорю исключительно как друг вашего отца. Все иные мысли и надежды погибли. Я абсолютно беспристрастен.

— Мне это известно, — как можно равнодушнее проговорила Маргарет, хотя далось ей это непросто. — Сознаю, в каком образе предстаю перед вами, но тайна не моя и любое объяснение нанесет серьезный вред другому человеку.

— Не имею ни малейшего желания вникать в чужие секреты! — вспыхнул Торнтон. — А заинтересованность в ваших действиях, готов поклясться, носит исключительно дружеский характер. То, что когда-то вас так разгневало, кануло в прошлое, поверьте.

— Да, я верю, — спокойно ответила Маргарет, постаравшись не показать, как расстроена.

— В таком случае не вижу повода продолжать совместный путь. Надеялся, что вам есть что сказать, но теперь вижу, что мы друг для друга — ничто. Если вы вполне убеждены, что нелепая страсть с моей стороны абсолютно угасла, то желаю удачного дня.

Торнтон кивнул и быстро ушел прочь.

«Ну и как все это понимать? — спросила себя Маргарет. — Почему он говорил со мной так, словно я всегда считала, что небезразлична ему? Ведь он же так не думает, не может думать. Матушка наверняка высказала ему все жестокие упреки в мой адрес. Ну да все равно… Главное — это подавить необъясимое чувство, благодаря которому я едва не предала Фредерика. И все из-за того, что хотела восстановить доброе мнение обо мне совершенно чужого человека, который только что доступно объяснил, что я ничего для него не значу. Несчастное мое сердце, наберись силы и запасись терпением! Зачем мы с тобой нужны друг другу, если впадем в отчаяние?»

В тот день необычное оживление дочери удивило и слегка встревожило мистера Хейла. Маргарет беспрестанно что-то говорила, проявляя особенно острое чувство юмора. А если в словах ее присутствовал заметный горький привкус, если от воспоминаний о Харли-стрит веяло сарказмом, отец не посмел выяснить причину скепсиса, как сделал бы в другое время, а просто радовался, что дочь наконец-то избавилась от мрачного настроения последних дней. Вечером Маргарет попросили спуститься в кухню, чтобы побеседовать с Мэри Хиггинс, а когда она вернулась, мистер Хейл заметил на щеках следы слез, однако не поверил собственным глазам, ибо дочь принесла радостное известие: Хиггинс получил работу на фабрике мистера Торнтона. И все же настроение Маргарет заметно изменилось, а желание разговаривать почти пропало. Несколько дней подряд она вела себя странно — то грустила, то внезапно возбуждалась, — так что отец даже начал волноваться. Все изменили хорошие новости. Мистер Хейл получил письмо от мистера Белла, в котором джентльмен сообщал о желании навестить старого друга. Мистер Хейл полагал, что общество оксфордского профессора окажет на дочь столь же благотворное влияние, как и на него самого. Маргарет прилежно старалась разделить восторженное настроение отца, но глубокая апатия мешала радоваться приезду мистера Белла.

Куда больше радости принесло письмо Эдит. Миссис Леннокс выражала глубокое соболезнование по поводу смерти тетушки и подробно рассказывала о себе, муже и ребенке, а в конце письма сообщала главную новость: поскольку жаркий климат вредит здоровью малыша, а миссис Шоу планирует наконец-то вернуться в Англию, вполне возможно, что капитан Леннокс продаст офицерскую лицензию, и тогда все они снова устроятся на Харли-стрит. Но как же без любимой кузины?