Север и Юг

Ах, Маргарет, тебе стоит приехать из Англии, чтобы полюбоваться на моего мальчика! Это настоящий красавец, особенно когда ему надевают чепчик. А тот, который ты связала своими нежными умелыми пальчиками, идет ему больше всех! Я уже повергла в зависть всех здешних мамаш, а теперь мечтаю показать свое сокровище новому благодарному зрителю и услышать свежие комплименты. Возможно, это единственная причина — правда, может быть, примешалась капелька родственной любви — но я очень хочу, чтобы ты приехала! Уверена, что здоровье тетушки Хейл сразу поправится. Здесь, на Корфу, все молоды и полны сил. Небо всегда голубое, солнце светит непрерывно и ярко, оркестр чудесно играет с утра до вечера.

А если вернуться к моей любимой песенке, то малыш постоянно улыбается. Мечтаю, чтобы ты нарисовала как можно больше его портретов. Неважно, что он делает: в любом случае это самое прелестное, самое грациозное, самое милое на свете создание. Кажется, люблю его намного больше, чем мужа, который толстеет и становится ворчливым, считая себя очень занятым. Нет, это не так! Вот он только что принес новость о чудесном пикнике, который офицеры Хазарда устраивают в нижней бухте. За такое приятное сообщение беру обратно все свои злые упреки. Кажется, кто-то сжег себе руку после того, как раскаялся в собственных словах. Я сжечь руку не могу, потому что будет очень больно и останется безобразный шрам, а потому просто отказываюсь от всего сказанного. На самом деле Космо так же мил, как наш сын, ни капли не толст и никогда не ворчит, только порой бывает очень-очень занят. Говорю это без свойственного жене пристрастия. О чем это я? Помню, что хотела написать что-то очень важное. Да, вспомнила! Дорогая Маргарет, ты должна непременно ко мне приехать. Как я уже сказала, тетушке Хейл здесь сразу станет лучше. Заставь доктора прописать ей путешествие. Докажи, что дымный воздух Милтона вредит здоровью. Уверена, что так оно и есть на самом деле. Три месяца (раньше не отпущу) восхитительного климата — постоянное солнце и виноград буквально повсюду, как у нас в Англии смородина, — ее вылечат. Дядюшку не приглашаю (здесь письмо стало более сдержанным и последовательным: мистер Хейл все еще пребывал в немилости, как шаловливый ребенок, за то, что оставил сан). Боюсь, он не одобряет армию, военных и оркестры. По крайней мере, известно, что многие диссентеры вступают в Общество мира. Боюсь, он не захочет приехать, но если все же пожелает, передай, дорогая, что мы с Космо сделаем для его счастья все, что в наших силах. Собственными руками спрячу красный мундир и шпагу и заставлю оркестр играть самые мрачные и скучные пьесы. А если вдруг заиграют марши и танцы, то непременно в два раза медленнее. Дорогая Маргарет, если дядюшка захочет сопровождать вас с тетей Хейл, мы постараемся сделать его поездку приятной, хотя, честно говоря, и побаиваюсь тех, кто совершает поступки по велению совести. Надеюсь, ты никогда не руководствовалась чувством долга. Скажи тетушке Хейл, чтобы не брала много теплой одежды, хотя боюсь, что раньше глубокой осени вы до нас не доберетесь. Не представляешь, как здесь жарко! Как-то попыталась надеть на пикник свою великолепную индийскую шаль. Сколько могла, поддерживала себя поговорками типа «гордость терелива» и подобными мудрыми истинами, однако ничего не помогло. Чувствовала себя, как мамина собачка в слоновьей попоне: задушенной и уничтоженной непомерным нарядом. Вышла из положения, расстелив шаль на траве и устроив из нее шикарный ковер. Вот он, мой малыш, Маргарет! Если немедленно не соберешься и не приедешь, чтобы разделить мое восхищение, буду считать, что ты ведешь свой род от царя Ирода!