Север и Юг

— Торнтон! Сразу выписал ирландцев, чем и вызвал бунт, сокрушивший забастовку. Даже Хампер, при всей его нетерпимости, согласился подождать, а этот нет: сказал — и сделал. И вот теперь, когда профсоюз должен был бы благодарить его за судебное преследование Бучера и других, кто нарушил требование о мирном выступлении, этот самый Торнтон преспокойно выходит и заявляет, что, поскольку забастовка закончилась, он, как пострадавшая сторона, не намерен выдвигать обвинение против бунтовщиков. Я думал, что он смелый человек: не побоится отстаивать свои принципы и мстить открыто, — но на суде мистер Торнтон сказал (так мне передали), что зачинщики беспорядков ему известны и за свой поступок получат по заслугам: вряд ли им удастся найти работу. Жаль, что не поймали Бучера и не поставили перед Хампером. Разве старый тигр отпустил бы его? Ни за что на свете! Только не он!

— Мистер Торнтон прав. Вы просто злитесь на Бучера, Николас, иначе первым бы поняли, что там, где естественное наказание достаточно сурово, любое другое окажется не чем иным, как местью.

— Моя дочь не очень расположена к мистеру Торнтону, — с улыбкой заметил мистер Хейл, в то время как Маргарет густо покраснела и принялась шить с особым усердием. — Однако, на мой взгляд, она не права, я высоко ценю его позицию.

— Видите ли, сэр, забастовка меня не только утомила, но и расстроила: мы провалились из-за нескольких глупцов, не пожелавших молча терпеть и твердо отстаивать свои принципы.

— Вы забыли главное! — горячо возразила Маргарет. — Я плохо знаю Бучера, но в тот единственный раз, когда его видела, он сокрушался не о собственных лишениях, а о страданиях больной жены и малых детей.

— Верно! Но он и сам не железный и терпеть лишения не способен.

— А как же он оказался в профсоюзе? — невинно осведомилась Маргарет. — Вы не питаете к нему глубокого уважения, да и товарищам пользы он не принес.

Хиггинс нахмурился и, с минуту помолчав, мрачно заговорил:

— Не мне отчитываться за союз, но я поддерживаю общее мнение, что рабочие одной профессии должны держаться вместе. А для тех, кто не желает подчиняться решениям союза, у него имеюся специальные способы и средства.

Мистер Хейл понял, что данная тема раздражает Хиггинса, и промолчал. Маргарет также заметила реакцию собеседника, однако отступать не стала, инстинктивно чувствуя, что если удастся услышать простое и внятное объяснение, то можно будет поговорить по существу и выяснить истину.

— И что же это за способы и средства, позвольте узнать?

Хиггинс посмотрел на нее, не скрывая недовольства, однако встретил спокойный, доброжелательный взгляд и поэтому ответил:

— Например, если кто-то не вступает в союз, то соседи по станку не должны с ним общаться. Даже если отщепенец сожалеет или не вступил по болезни, это ничего не меняет: он за чертой, не с нами — ходит рядом, работает рядом и все же остается чужим. Случается даже, что тех, кто перекинется с ним парой слов, штрафуют. Попробуйте, мисс, пожить год-два среди тех, кто отводит взгляд, когда вы на них смотрите. Попытайтесь поработать в двух ярдах от людей, где каждый таит на вас злобу и в ответ на приветствие даже бровью не поведет. Если на сердце у вас тяжело, вы ни с кем не сможете поделиться, потому что никто не станет вас слушать, никто не заметит ваших вздохов, не спросит, что случилось. Попытайтесь прожить так триста дней подряд, по десять часов, мисс, и тогда поймете, что значит союз.

— Но это же настоящий террор! — возмущенно воскликнула Маргарет. — Право, Хиггинс, я нисколько не боюсь вашего гнева. Знаю, что сердиться на меня по-настоящему вы не можете, а потому скажу правду: ни в одной из множества прочитанных мною книг не встречала я пытки изощреннее этой. И после этого вы остаетесь членом профсоюза и рассуждаете о тирании хозяев!

— Ваше дело, мисс, — ответил Хиггинс. — Можете говорить что пожелаете! Между вами и любым моим гневным словом стоит Бесси. Неужели думаете, что я способен забыть, как она вас любила? Если профсоюз — это грех, то согрешить нас заставили хозяева. Может, не нынешнее поколение, а предыдущее. Их отцы стерли наших отцов в пыль! Священник! Помню, как моя матушка читала в толстой книге такие слова: «Отцы едят кислый виноград, а у детей сводит челюсти». Так же и здесь. Профсоюзы возникли в дни жестокого гнета и были необходимы. По-моему, они и сейчас необходимы, чтобы противостоять любой несправедливости, как прошлой, так и настоящей или будущей. Идет нескончаемая война, а на войне все средства хороши. Однако отказ от борьбы стал бы еще большим преступлением. Наш единственный шанс — объединить людей общими интересами. Даже трусы и глупцы должны шагать вперед вместе со всеми, так как сила только в единстве.

— О! — вздохнул мистер Хейл. — Ваш союз стал бы прекрасным, славным, великолепным — истинным воплощением христианства, — если бы не конец, лишивший блага сразу всех, вместо того чтобы наказать один класс и поддержать другой.

Часы пробили десять, и Хиггинс поднялся.

— Думаю, мне пора, сэр.

— Пора домой? — осторожно уточнила Маргарет.