Читаем Север и Юг полностью

Миссис Хейл действительно полагалась на горничную больше, чем на дочь. Слова Диксон на некоторое время ее успокоили. Разливая чай, Маргарет соображала, что бы такое приятное сказать, но мысли отвечали в духе Дэниела О’Рурка[2], когда лунный житель приказал ему выпустить из рук серп месяца, за который тот ухватился: «Чем настойчивее ты меня принуждаешь, тем крепче я буду держаться». Чем больше она старалась не думать о грозившей брату опасности, тем упорнее воображение цеплялось за нее. Матушка тем временем о чем-то оживленно болтала с Диксон и, казалось, даже не вспоминала как об угрозе ареста и казни Фредерика, так и о том, что это по ее требованию Маргарет написала брату, заведомо обрекая его на риск. Миссис Хейл относилась к тем несдержанным особам, которые буквально фонтанируют идеями, не думая о последствиях, — так фейерверк рассыпает в небе разноцветные искры. Только вот если хотя бы одна искра попадает на легковоспламеняющееся вещество, то сначала тлеет, а потом ярко вспыхивает. Преданно и старательно исполнив дочерние обязанности, Маргарет с радостью спустилась в кабинет послушать беседу отца с Хиггинсом.

Первым делом бросилось в глаза то обстоятельство, что благопристойный, добросердечный, простой в общении, старомодный джентльмен бессознательно, одной лишь природной обходительностью, разбудил в госте скрытую вежливость.

Мистер Хейл со всеми обращался одинаково, ему не приходило в голову делить людей в зависимости от их социального положения. Придвинув стул, он пригласил Николаса сесть и только после него сел сам. Обращался он к гостю неизменно «мистер Хиггинс», не позволяя себе иных вариантов, к которым «пьяный неверующий ткач» привык куда больше. Конечно, Николас не был ни беспробудным пропойцей, ни убежденным скептиком; пил, чтобы забыться — заливал горе, как сказал бы сам, — а не верил потому, что до сих пор не нашел религии, которой смог бы посвятить себя душой и сердцем.

С легким удивлением и в то же время огромной радостью Маргарет застала мужчин за серьезной беседой. Несмотря на противоречия, каждый говорил вежливо и уважительно. Чисто вымытый (пусть и в кухонном корыте), спокойный Хиггинс показался Маргарет другим человеком, ведь прежде она видела его лишь в грубой независимости родного дома. Волосы были приглажены, шейный платок повязан аккуратно, башмаки чистые — видимо, натер свечным огарком. Важно восседая на стуле, он удивлял собеседника резким даркширским акцентом, однако производил приятное впечатление сдержанностью манер и благожелательным выражением лица. Отец с интересом внимал оригинальным рассуждениям, а когда вошла Маргарет, с улыбкой обернулся, уступил ей свой стул, а сам занял ближайший, успев легким поклоном извиниться перед гостем за заминку. Хиггинс тоже кивком приветствовал девушку. Не привлекая к себе внимания, Маргарет разложила на столе рукоделие и приготовилась слушать.

— Как я уже сказал, сэр, если бы вы постоянно жили здесь — то есть родились в наших краях, — то не смогли бы найти свою веру. Прошу простить, если говорю неправильными словами, но лично мне вера представляется размышлением об обещаниях по поводу никому не ведомой жизни, к тому же исходящих от людей, которых никогда не видел и не знал. Вот вы говорите, что все это истинные вещи, истинные слова и истинная жизнь. А я спрошу: где доказательства? На свете огромное количество людей умнее и грамотнее меня — таких, что имели возможность думать об этом, пока я зарабатывал свой хлеб. Я знаю некоторых: их жизнь открыта и понятна, они честны и порядочны, хотя не верят в Библию. Может, по привычке они и говорят, что верят, но, сэр, неужели вы думаете, что каждое утро, едва проснувшись, первым делом спрашивают себя: «Что бы такое сделать ради вечной жизни?» Нет, они думают, как бы поплотнее набить кошелек, где бы чего ухватить, какую выгодную сделку заключить. Кошелек, деньги, сделки — все это понятно, это реальность. А вечная жизнь всего лишь пустая болтовня. Прошу прощения, сэр. Насколько мне известно, прежде вы были священником. Никогда не отозвался бы неуважительно о человеке в подобном затруднительном положении, поскольку сам стою на распутье, но задам всего один вопрос, сэр, ответа на который не жду, лишь прошу задуматься, прежде чем называть нас — тех, кто верит в то, что можно увидеть и потрогать, — дураками и простофилями. Если бы спасение, загробная жизнь и все такое прочее были правдой — не на словах, а в сердцах, — разве хозяева не обрабатывали бы нас этой мудростью так же, как обрабатывают политэкономией? Зачем навязывать какие-то теории, если такой вот разговор, окажись это правдой, подействовал бы куда надежнее?

— Но ведь хозяева не имеют отношения к вашей вере, — возразил мистер Хейл. — Они считают, что связаны с рабочими исключительно производством, а потому и учат вас только тому, что способно принести конкретную пользу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Тяжелые сны
Тяжелые сны

«Г-н Сологуб принадлежит, конечно, к тяжелым писателям: его психология, его манера письма, занимающие его идеи – всё как низко ползущие, сырые, свинцовые облака. Ничей взгляд они не порадуют, ничьей души не облегчат», – писал Василий Розанов о творчестве Федора Сологуба. Пожалуй, это самое прямое и честное определение манеры Сологуба. Его роман «Тяжелые сны» начат в 1883 году, окончен в 1894 году, считается первым русским декадентским романом. Клеймо присвоили все передовые литературные журналы сразу после издания: «Русская мысль» – «декадентский бред, перемешанный с грубым, преувеличенным натурализмом»; «Русский вестник» – «курьезное литературное происшествие, беспочвенная выдумка» и т. д. Но это совершенно не одностильное произведение, здесь есть декадентство, символизм, модернизм и неомифологизм Сологуба. За многослойностью скрывается вполне реалистичная история учителя Логина.

Фёдор Сологуб

Классическая проза ХIX века