Читаем Север и Юг полностью

— Рад, сэр, — заметил Хиггинс, лукаво прищурившись, — что вы сказали «они считают». Боюсь, что в ином случае счел бы вас лицемером — несмотря на то что вы священник или даже из-за того, что вы священник. Если бы вы — священник — рассуждали о религии как об истине, не обязательной и не универсальной для всех без исключения людей на земле, я счел бы вас жуликом. Признаюсь, предпочитаю иметь дело с глупцом, а не с жуликом. Надеюсь, я вас не обидел, сэр.

— Ничуть. Вы полагаете, что я искренне заблуждаюсь, а я полагаю, что искренне заблуждаетесь вы, причем куда более фатально. Не стану пытаться переубедить вас в течение одного разговора. Предлагаю продолжить знакомство, чтобы свободно рассуждать и спорить. Уверен, что рано или поздно истина возобладает. Я не верил бы в Бога, если бы не верил в торжество справедливости. Мистер Хиггинс, — почтительно понизил голос мистер Хейл, — полагаю, что, несмотря на все сомнения, вы в полной мере сохранили веру в него.

Николас Хиггинс неожиданно вскочил и замер в неподвижности. Маргарет тоже поспешно поднялась, испугавшись, что тот забьется в конвульсиях, а мистер Хейл в отчаянии взглянул на дочь. Наконец гость обрел дар речи:

— Да ведь я мог бы ударить вас за такое искушение! Кто дал вам право пытать меня своими сомнениями? Подумайте о Бесси: какую жизнь она прожила, а теперь вот лежит мертвой! А вы хоте отнять у меня единственное утешение: что Бог есть, и он рассудил ее. — Хиггинс сел и продолжил, обращаясь в пространство: — Не верю, что мою девочку ждет другая жизнь. Не верю ни в какую другую жизнь, кроме одной-единственной, доставившей ей столько тягот и страданий. Не хочу допустить возможность, что печальные обстоятельства сложились случайно и могли бы измениться с дуновением ветра. Много раз думал, что не верю в Бога, но никогда, подобно многим, не говорил об этом вслух. Мог смеяться над чужими речами, чтобы показать свою храбрость, но потом опасливо озирался, чтобы понять, не слышал ли он меня, если существует. Сегодня, в глубоком горе, не хочу и не могу принимать ваши вопросы и ваши сомнения. Во всем безумном мире есть только одна вечная истина, а потому, правильно или ошибочно, буду за нее держаться. Хорошо тому, кто счастлив…

Маргарет, до сих пор не проронившая ни слова, встала и, коснувшись руки Хиггинса, произнесла:

— Николас, мы вовсе не собираемся ничего обсуждать: вы отца неправильно поняли. Мы верим точно так же, как верите вы. В такое горькое время, как сейчас, это единственное утешение.

Хиггинс повернулся и, пожав ей руку, смущенно смахнул слезы.

— Да, вы правы, так и есть! Но вы же знаете: она лежит дома мертвая, а я в страшной печали, вот сам и не знаю, что говорю. Похоже, чужие речи, когда-то показавшиеся умными и правильными, вдруг выскакивают помимо моей воли. Забастовка провалилась; вы знаете об этом, мисс? Шел домой в надежде на утешение, а по дороге узнал, что Бесси умерла. Да, умерла, и все. Но мне этого хватило.

Мистер Хейл высморкался и, пытаясь скрыть чувства, встал, снял со свечей нагар, потом пробормотал укоризненно:

— Он вовсе не скептик, Маргарет. Как ты могла такое сказать? Пожалуй, ему можно прочитать четырнадцатую главу Иова.

— Думаю, не сейчас, папа. А может, и вообще не стоит. Лучше давай попросим нашего гостя рассказать о забастовке и постараемся утешить, чего не успела бедная Бесси.

Хиггинс ответил на все их вопросы и дал произошедшему подробные разъяснения. Расчеты рабочих (так же как большинства хозяев) основывались на ложных предпосылках. Они надеялись на товарищей, словно те были машинами определенной мощности — не больше и не меньше, — и не допускали, что страсть и ненависть способны возобладать над разумом, как случилось с Бучером и другими бунтовщиками. Верили, что демонстрация ран подействует на посторонних точно так же, как эти раны (будь то воображаемые или настоящие) действовали на них самих. Все это стало причиной ревности и гнева по отношению к несчастным ирландским рабочим, согласившимся приехать и занять чужие места. Возмущение до некоторой степени сдерживалось презрением к «этим ирландцам»: по городу активно распространялись слухи об их невежестве и глупости, неспособности выполнять даже простейшую работу. Роковую ошибку совершили те, кто не подчинился требованию профсоюзов любым способом сохранять мир. Эти рабочие вызвали разногласия среди бастующих и распространили панику по отношению к закону.

— Значит, забастовка закончилась, — заключила Маргарет.

— Да, мисс, в городе спокойно и безопасно. Завтра двери фабрик откроются для всех, кто намерен вернуться на работу. Теперь ясно, что мы ни в чем не знаем меры, а ведь если бы действовали с умом, то смогли бы добиться увеличения жалованья до уровня десятилетней давности.

— Вы-то получите работу, правда? — озабоченно спросила Маргарет. — Вас все знают как опытного ткача.

— Хампер скорее отсечет себе правую руку, чем пустит меня на свою фабрику, — спокойно ответил Николас.

Маргарет так расстроилась, что не нашла нужных слов, и заговорил мистер Хейл:

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Тяжелые сны
Тяжелые сны

«Г-н Сологуб принадлежит, конечно, к тяжелым писателям: его психология, его манера письма, занимающие его идеи – всё как низко ползущие, сырые, свинцовые облака. Ничей взгляд они не порадуют, ничьей души не облегчат», – писал Василий Розанов о творчестве Федора Сологуба. Пожалуй, это самое прямое и честное определение манеры Сологуба. Его роман «Тяжелые сны» начат в 1883 году, окончен в 1894 году, считается первым русским декадентским романом. Клеймо присвоили все передовые литературные журналы сразу после издания: «Русская мысль» – «декадентский бред, перемешанный с грубым, преувеличенным натурализмом»; «Русский вестник» – «курьезное литературное происшествие, беспочвенная выдумка» и т. д. Но это совершенно не одностильное произведение, здесь есть декадентство, символизм, модернизм и неомифологизм Сологуба. За многослойностью скрывается вполне реалистичная история учителя Логина.

Фёдор Сологуб

Классическая проза ХIX века