Сергей Вавилов

Когда в 1943 году вышла статья Вавилова «Эфир, свет и вещество в физике Ньютона», автор в ней еще раз выразил изумление «перед беспримерной по своей безошибочности интуицией Ньютона не только на прочной почве опыта и принципов, но в зыбком и многозначном море гипотез».

В дни величайших испытаний — в 1943 году — вышла самая крупная и замечательная работа Вавилова о великом англичанине — биографическая и научно-популярная книга «Исаак Ньютон». На ее страницах увлекательность сочетается с серьезностью, доступность изложения — с научной глубиной. Научные работы Ньютона сопоставляются здесь с достижениями науки наших дней.

По общему признанию, эта книга оказалась одной из лучших биографий гения точного естествознания. Двумя годами позже (1945) она вышла вторым изданием, затем была переведена на румынский (1947), венгерский (1948) и немецкий (1948 — в Австрии, 1951 — в ГДР) языки.

Впоследствии советские и иностранные ученые не раз вспоминали о том, что в разгар войны лишь одна страна в мире — наша страна, больше всех пострадавшая от нашествия захватчиков, отметила достойным образом историческую дату. В то время как даже в США, даже в Англии, на родине великого естествоиспытателя, дело ограничилось несколькими газетными и журнальными статьями, в СССР по случаю трехсотлетия со дня рождения Ньютона было выпущено пять книг. И все с той или иной степенью участия Сергея Ивановича.

И в дни войны, и потом, в дни мира, находились люди, удивлявшиеся сильной привязанности С. И. Вавилова к вопросам истории науки, даже порицавшие его за это. Не дело представителю точных наук уделять слишком много времени гуманитарной области — таков был смысл подобных рассуждений. Физик оперирует математическими уравнениями, живет в мире необходимости. Он может поставить опыт и всегда получит однозначный результат. Совсем иное в истории. Здесь много от случайности. Исторические события развиваются не по формулам, и изучение прошлого не способно дать ничего представителю точного естествознания. Нельзя внести вклад в развитие физических идей, оглядываясь на прошлое.

Один выдающийся физик не выдержал и, как-то подойдя в Казани к Сергею Ивановичу, стал горячо доказывать, что все занятия историей науки совершенно бесполезны.

— Ньютон умер для нас, — говорил он, — и отошел от нас безвозвратно. Надо смотреть вперед, а не назад. Задача физиков — идти вперед, отталкиваясь от науки не вчерашнего, а сегодняшнего дня.

Слова эти вызвали резкое возражение со стороны Вавилова. Он был взволнован и старался убедить собеседника в его неправоте. Сергей Иванович стал доказывать, что знание истории науки помогает осуществлять преемственность идей, находить в старинной мудрости пищу для современного ума.

— Гении не умирают, — говорил он. — И века проходят, а они все чему-то учат. В любой науке можно идти вперед, отталкиваясь от их идей, не только от современных достижений.

В те времена многие физики задумывались впервые: есть ли для них в истории науки практическое — эвристическое — зерно? Способна ли она помочь чем-нибудь человеку, занимающемуся физическими проблемами?

Если способна, то чем? Что в ней искать?

Что-то недораскрытое в учении корифеев, в их личностях?

Или недораскрытое, не доведенное до конца, но важное и для нас в научных идеях прошлого?

Одни считали, что кладезь мудрости, где можно без конца искать, — творчество гениев, выдающихся личностей всех времен. Другие такой кладезь видели не в гениальности отдельных личностей, а в плодотворных идеях, пронизывающих эпохи и всегда дающих перспективу для открытий.

Ярким представителем первых был знаменитый советский механик, математик и кораблестроитель Алексей Николаевич Крылов. По мнению Крылова, если бы не было Эйлера и Ньютона, Лагранжа и Гаусса, то мы, пожалуй, и по сей день не познали бы открытых ими законов природы. Наши сведения о внешнем мире были бы неполными и неопределенными.

А раз так, то учителя прошлого и до сих пор остаются нашими учителями. Мы целиком обязаны им своим умением наблюдать, вычислять, формулировать законы. Труды их важно изучать, потому что главные сведения о природе скрыты именно в их трудах. Работая непосредственно над последними, мы и для себя извлекаем самую непосредственную пользу.

«Заведуя бассейном, — писал Крылов в комментарии к своему знаменитому переводу с латинского капитального труда Ньютона «Математические начала натуральной философии», — естественно было обстоятельно изучить Ньютоново учение о сопротивлении жидкостей, а значит, и его «Начала» вообще. Иначе говоря, если хочешь знать, как должен выглядеть правильно построенный корабль, то, прежде чем испытывать его модель в опытном бассейне, начни с того, что изучи как следует Ньютона. Никто тебе не поможет лучше автора бессмертного произведения».

А. Н. Крылов не изменил своим убеждениям и тогда, когда во время войны, живя в Казани, принимал вместе с Вавиловым участие в выступлениях юбилейного года.